Деньги и политика

Осознавая опасность массового отказа избирателей от участия в голосовании, некоторые буржуазные специалисты с целью как-то сгладить, приглушить политическое значение данного явления пытаются даже «теоретически» обосновать неизбежность нарастания абсентеизма в современных буржуазных странах, оправдать его. Показательна в данном отношении статья обозревателя американского журнала «Ньюсуик» Дж. Уилла, которая так и называется «В защиту неголосования», появившаяся в разгар президентской избирательной кампании 1984 года. По мнению автора, массовое участие избирателей в голосовании в настоящее время, оказывается, и не требуется, поскольку настроение избирателей, их предпочтения достаточно точно отражают опросы общественного мнения, в связи с чем само голосование якобы приобретает характер лишь «эмоциональной награды». Кроме того, абсентеизм, как полагает Уилл, есть форма «молчаливого» или «пассивного» согласия, а, значит, основное требование демократии — согласие управляемых, обеспечивающее законность, легитимность власти, соблюдается. Наконец, в попытках представить черное белым автор договаривается даже до утверждения о том, что высокий уровень участия избирателей в выборах чуть ли не в принципе является показателем не демократизма, а… тоталитаризма (!). Подобные, с позволения сказать, «аргументы» говорят сами за себя.

Глубокий хронический кризис переживают японские консерваторы; авторитет возглавляемого ими правительства упал в конце 1982 года до столь низкой отметки (согласно опросам общественного мнения, в октябре 1982 г. его поддерживало лишь 16 % избирателей; для сопоставления можно отметить, что правительство во главе с бывшим лидером ЛДП К. Танакой незадолго до его отставки в 1974 г. поддерживало 18 % избирателей), что пришлось принимать «пожарные меры»: срочно менять лидера партии, созывать чрезвычайную сессию парламента и избирать, а вернее утверждать, нового премьер-министра. Правда, и при новом правительстве во главе с Я. Накасонэ сколько-нибудь серьезно выправить положение не удалось: при очередном опросе общественного мнения в поддержку вновь сформированного правительства высказалось лишь 30 % избирателей, тогда как 32,6 % избирателей дали ему негативную оценку. Причина — общее укоренившееся недоверие к давно дискредитировавшей себя в глазах широкой общественности либерально-демократической партии.

Еще более серьезными оказались последствия глубокого кризиса в испанской партии Союз демократического центра (СДЦ). Партия одерживала крупные победы на парламентских выборах 1977 и 1979 годов, несколько лет возглавляла правительство. Однако непоследовательность ее политического курса, пренебрежение интересами народных масс, а в ряде случаев — и государственными интересами (в частности, в плане взаимоотношений страны с военным блоком НАТО и др.) в конечном счете подорвали ее престиж: на выборах 1982 года СДЦ потерпел сокрушительное поражение, получив в парламенте лишь 12 вместо 168 мест, которыми партия располагала ранее, и уступив правительственную власть социалистам. В результате резко сократилась численность самой партии, от которой отделилось несколько группировок, создавших самостоятельные партийные организации, а несколько позже, в начале 1983 года, СДЦ вообще прекратил свое существование как политическая партия.

Аналогичным образом общая дестабилизация позиций ведущих буржуазных партий, размыв их традиционного электората, усиление разногласий внутри партий и конкурентной борьбы между партиями привели в начале 80-х годов к отстранению от власти буржуазных партий во Франции. Впервые в истории V Республики в 1981 году французское правительство было сформировано левыми партиями.

Наконец, можно упомянуть о глубоком идеологическом кризисе, который давно переживают практически все основные буржуазные партии ведущих стран капиталистического мира и который проявляется, в частности, в обостряющемся дефиците философско-мировоззренческих, ценностных установок, обусловливающих оскудение арсенала средств идейно-пропагандистской работы, снижении ее результативности как инструмента мобилизации политической активности населения. В подобных условиях отчаянные попытки интенсификации усилий по выработке более четкой, «своей» политической линии, вопреки субъективным устремлениям авторов, приводят к прямо противоположным результатам, к нивелировке идейно-политического багажа буржуазных партий. А это, разумеется, содействует их сближению, «делая для избирателя задачу различения партий, — как отмечает австрийский профессор И. Хаген, — почти невозможной»⁴². Ни одна буржуазная партия не способна сегодня предложить реальной альтернативы проводимому давно обанкротившемуся курсу, разработать конкретные предложения по урегулированию стоящих в повестке дня острейших экономических, социальных и политических проблем. А это сказывается на прочности позиций не только отдельных партий господствующего класса, но и на стабильности политического механизма диктатуры монополий в целом.