Раскладывая предвыборные расходы в среднем на каждого избирателя, буржуазные теоретики преднамеренно маскируют классовую сущность института частных пожертвований; скрывают тот факт, что ими пользуются не все граждане во имя абстрактных интересов демократии, а преимущественно лишь крупные бизнесмены в конкретных корыстных экономических целях. Благодаря этому институту они, как уже отмечалось, фактически покупают законодательные учреждения. В данной связи откровенной насмешкой над реальными факторами звучат рассуждения о плате за «самоуправление». Приведенные выше оценки, в том числе и самих американских конгрессменов, убедительно показывают несостоятельность подобного тезиса. Как ни в какой другой стране, в Соединенных Штатах предельно обнажена сущность буржуазного парламентаризма, сводящаяся, по оценке В. И. Ленина, к тому, чтобы «раз в несколько лет решать, какой член господствующего класса будет подавлять, раздавлять народ в парламенте…»63. О каком «самоуправлении» можно говорить в условиях американской действительности, если в конгрессе нет ни одного рабочего, но зато примерно половина его членов имеет активы в полмиллиона и более долларов, а за сенатом прочно утвердилась репутация «клуба миллионеров» (сегодня уже каждый третий сенатор — миллионер)… Разве что о самоуправлении элиты американского общества, к которой, согласно официальным данным, относится только 0,6 % населения страны.
Активное участие крупного бизнеса в финансировании избирательных кампаний, общее возрастание роли денег в сфере политики побудили буржуазное государство перейти к решительному вмешательству в данные вопросы. Традиционно доминировавший здесь принцип свободы частной инициативы, привнесенный из сферы бизнеса, со временем стал очевидно вступать в известное противоречие с интересами буржуазии как класса в целом. Слишком глубоким и разноплановым стало воздействие денег на формирование и функционирование ведущих политических и государственных институтов, слишком возросло общеполитическое значение данных проблем, чтобы они впредь могли оставаться неурегулированными.
Свободная конкуренция в борьбе за политическое влияние, связанный с этим широкомасштабный прилив денег в сферу политики подрывают бутафорию буржуазной демократии, обнажая политический механизм диктатуры монополий. Тем самым усложняется и без того архитрудная в современных условиях задача обоснования традиционных принципов народного суверенитета, представительного правления и т. д., и т. п., ставших формальными, но все же сохраняющих свое значение в арсенале средств идейно-политической обработки масс, — предложить что-либо новое, сопоставимое по своей привлекательности с данными принципами буржуазная политическая мысль бессильна.
Неизбежным спутником усиливающегося влияния денег в политической жизни является коррупция государственного аппарата и буржуазных партий, нарастающая в геометрической прогрессии. Участившиеся политические скандалы, замолчать или замять которые сегодня становится все труднее, серьезно отражаются на буржуазных институтах власти, дополнительно подрывая и без того их невысокий престиж среди широких масс населения.
Нельзя не учитывать также и влияния такого фактора, как настроение общественного мнения, которое в большинстве случаев уже не могут не принимать во внимание буржуазные политики, тем более что им периодически приходится обращаться к механизму выборов. А общественное мнение явно склоняется в пользу нормативного регулирования использования финансовых средств воздействия в политических целях — и тем в большей степени, чем очевиднее факты коррупции и злоупотреблений в данной области.
Подобные настроения прежде всего и отчетливее всего проявились в западноевропейских странах, что в известной мере подтолкнуло сначала правительства именно этих стран к соответствующим шагам. Несколько позже аналогичные настроения получили преобладающее распространение и среди американской общественности; подтверждением тому, в частности, служит следующая статистика В 1964 году, то есть когда в отдельных западноевропейских странах уже велось активное обсуждение вопроса о правовом регулировании использования денег в политике, а в ряде случаев даже разрабатывались соответствующие законопроекты, подавляющее число американцев, находясь в плену политических и национальных традиций, выступало решительным противником ограничения свободы частной инициативы в данной области: согласно опросам общественного мнения, 71 % избирателей высказывался «против» и только 11 % — «за» подобные ограничения. Десять лет спустя, в 1974 году, положение кардинальным образом изменилось: в поддержку системы государственного регулирования проблем финансирования избирательных кампаний стало высказываться более 70 % опрошенных. Именно в этот период в Соединенных Штатах и были сделаны практические шаги по разработке и введению такой системы.