Котов почему-то улыбнулся, а Нестеренко сказал:
- Такого произойти не могло.
- Как выражается Лев Иванович, это вряд ли.
- Я говорю, исключено, а не вряд ли, - набычился Нестеренко.
- Ты меня не учи, сопляк. Я знаю все, что там произошло. Я на это отделение давно гнилой зуб имею. Сотрудников отделения к работе не привлекать. Я сам скажу начальнику отделения, почему он полковник и кем станет в ближайшее время. У вас имеются два оперка... Тиша... Миша... Установить круглосуточное дежурство в палате. И передайте Константину, это начальник или главврач, черт их там разберет, что с него должок двадцатилетний имеется... Не стесняйтесь, так и передайте... Если он парней на ноги быстренько поставит, я его прощу.
Заместитель министра генерал-полковник Владимир Сергеевич Ушаков пригласил к себе Орлова. За огромным полированным столом хозяин отодвинул для гостя стул, сел рядом, бросил на стол золотую папку неподшитых бумаг.
- Быстро накопилось, - сказал Орлов, тыкая толстым коротким пальцем в неровно лежащие листы. - Думаю, если собрать все наградные листы и благодарности, которые ребятам объявляли, но напечатать поленились, получится больше.
Генерал-полковник служил в различных родах войск и на разных должностях. Он не знал Орлова, слышал о нем и, суммируя все, особенно высказывания людей, которые ругали или хвалили старого генерала, отчетливо понимал: протечет время, придут новые, блестяще образованные и умные, но таких, как Орлов, новая генерация родит не скоро. Таких мастеров можно сравнивать с актерами. Звезд много, но они не теряются среди других, светят не ярче, размером не крупнее, они просто иные.
Ушаков стеснялся начинать неприятный разговор, суетился с чаем, переставлял чашки.
- Тебе минул полтинник? - хозяин кабинета был старше и по званию и по должности, но обращение Орлова к заму на "ты" было закономерным.
Орлов, как говорят менты, был человеком с земли, и даже не это дало право начальнику главка обратиться к замминистра на равных.
Орлов почувствовал: новый зам - свой человек.
- Вчера... - начал хозяин и открыл бар.
- Не ко времени, - Орлов махнул рукой. - Ты понимаешь, Володя, нас мало, мы обязаны беречь друг друга. Я тебя третий раз в жизни вижу, однако верю. Почему?
- Вы сыщик, Петр Николаевич.
- Ну и что же, интересно, пишут? - Орлов, стесняясь, прикрыл ладонью зевок. - "Бестаев был практически схвачен доблестным нарядом отделения, когда в дело вмешались взявшиеся невесть откуда полковники главка, начали давать указания, нападавшие опомнились, открыли огонь из восьми стволов, в результате чего офицеры главка были сбиты с ног, экипаж отделения погиб".
- В различных вариантах примерно так, - сказал замминистра.
- Я пишу рапорт на ваше имя, товарищ генерал-полковник, прошу по факту провести служебное расследование. Некоторые события явно не вяжутся между собой. К примеру. Бог меня простит, но я никак не могу понять, каким образом рядовые были застрелены, а офицеры лишь оглушены?
- Версия просматривается достаточно просто, Петр Николаевич.
- Если вы имеете в виду предательство Гурова и Крячко, то об этом никто не посмеет подумать, а не только написать, - резко ответил Орлов.
- Однако посмели. Малограмотные люди, но достаточно убедительно.
- Жильцы дома? - спросил Орлов.
- Нет, находившиеся на бульваре, - ответил Ушаков.
- Открытое лжесвидетельство. Я это место прекрасно знаю. С бульвара не видно, что происходит между скопищем машин. С обеих сторон стреляли, этот уникальный свидетель не ткнулся носом в траву, оказался акробатом и забрался на дерево?
Генерал-полковник рассмеялся, ответил:
- Дорогой Петр Николаевич, я же не говорю, что верю в свидетельские показания, лишь упомянул, что таковые существуют.
- Интересно, как вы себе представляете скоротечный огневой контакт на узкой улице, и где именно должны находиться желающие остаться в живых свидетели?
Прокурор неожиданно уперся и заменить своего помощника Федула Драча, который вея дело, отказался. Имелись три свидетеля, чьи показания порочили мужчин, одетых в штатские костюмы. Но стоило материалам переехать из отделения милиции в прокуратуру, как двое из троих свидетелей исчезли, третий разговаривал с Драчем минут двадцать, попросил отвести его в туалет. Вернулся он в кабинет с сильным запахом алкоголя, быстро начал пьянеть, через сорок минут оказался совершенно пьяным. Драч хотел было отправить свидетеля в вытрезвитель, но узнал, что в Москве вытрезвители закрыты.
Не обязательно тридцать лет работать в милиции и прокуратуре, чтобы разобраться: обвинения против Гурова и Крячко слеплены на скорую руку, причем "лепилы" так торопились, что не могли разобраться, какая у них правая рука, а какая левая.