Деньги на бочку!

— Стихи. Опишите сегодняшнюю встречу, как всё вам запомнилось! — Антон захлёбывался охватившим его энтузиазмом и бежал широкими прыжками, едва успевая за мощной поступью классного руководителя. — И подарите ей! Незаметно так куда-нибудь в сумку в её засуньте. Ну, и цветочек там, на память…

— Антон, ну-ка марш домой! — Петр Брониславович остановился. — И сделай-ка, дружок, двадцать приседаний сейчас, а ещё сто дома, чтоб у тебя всё это из головы вылетело единовременно! Ну-ка, раз-два!

Антоша принялся приседать, каждый раз плюхая рюкзаком по полу, потому что в волнении не сообразил выпустить его из рук.

И когда ему пришлось быстро бежать вон из школы под строгим взглядом Петра Брониславовича, Антоша не переставал думать про себя: «Ничего, я помогу вам, Петр Брониславович, я вам такие стихи напишу, что прямо английская королева сразу в вас влюбится!» И рифмы уже складывались в его голове одна к одной, и носились перед глазами прекрасные образы практикантки, ветер, дождь, любовь, мечта…

На этой неделе сдача денег на обед прошла благополучно. Пётр Брониславович, контролировавший этот процесс, передал деньги в столовую и, поскольку его класс теперь в полном составе питался, принося пользу своим организмам, ответственный мужчина смог вздохнуть спокойно. Ведь другие проблемы, более серьёзные, заняли его ум и трепетную душу…

А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.

— Нужно Брониславовичу пожаловаться! — кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.

— Пусть милицию вызывает! — пискнула Зоя Редькина.

— Ты что, Редькина, больная? — серьёзно посмотрел на неё Владик Федюшов. — Это же такой позор! Нельзя милицию. Нужно самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой угол надорван.

— А у меня, а у меня… — вылез вперёд Антоша Мыльченко.

— А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают. — оборвал его Костя Шибай. Что ты суетишься? Подожди.

Антона затёрли в угол.

— Слушайте, а вообще странно… — выступила вперёд Даша Спиридонова. Всё ведь было нормально. Пока в наш класс…

— Новенькая не пришла! — догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников.

— Ой…

Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.

— У неё-то, небось, ничего не пропало. — прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. — А так бы сейчас возмущалась бы бегала.

— Да. — согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.

— Надо жаловаться. — решительно проговорил кто-то из ребят.

— А как жаловаться-то? — спросил Владик. — Доказательств-то никаких нет.

— И денежек наших тоже… — всхлипнул Антоша.

— Стало быть, нужно найти эти доказательства. — решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.

Ведь давно шёл урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом «В» ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться…

Влюблённый Петр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.

— Петр Брониславович, я и не знала, что вы поэт. — начала она.

— В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, — взбодрился сразу Петр Брониславович.

— Я обнаружила ваши стихи…

— В каком смысле мои стихи?

— Я понимаю, вы скромный. — Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Петр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.

Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.

Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы — и толстые тома, и тоненькие самопальные стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о создании собственного сборника… Чужие строчки не раз приводили его в восхищение, даже в экстаз. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:

— Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали… Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал…

И он, обиженный, но вдохновлённый, бросался сочинять своё очередное произведение. Чужие стихотворные строчки и рифмы переплетались в Антошиной голове с его собственными. Такими стихи и ложились на бумагу — так что даже сам автор не мог уже определить, где он сам написал, а где какая чужая строчка затесалась. Любил Антоша поэзию, очень любил…