Проходит еще некоторое время. Еще сколько-то удушающих секунд. Господи, до чего же я ненавижу эту квартиру!
— Извините, не могу тут больше, — выпаливаю я.
Рики кивает:
— По крайне мере скажи маме, что уезжаешь за границу.
Она задремала. Становлюсь перед ней на колени, беру ее руки, целую. Она смотрит на меня, в желтых глазах появляются искорки.
— Моя дорогая, — бормочет она.
— Мам, я сейчас пойду. Уезжаю ненадолго.
Она понимающе качает головой и вдруг, как будто завеса на мгновение приподнимается, говорит:
— Будь осторожна.
— Обязательно.
Рики выходит проводить меня на лестничную клетку.
— Не забудь свои бумаги. — Он вручает мне анкеты, присланные из Министерства внутренних дел. За них, разумеется, предстоит заплатить, но после оплаты я стану обладательницей столь желанного и столь же недоступного большинству кубинцев разрешения на выезд из страны.
Выездная виза. Ключ от двери тюремной камеры.
Подношу конверт поближе к свету и целую.
— Как же случилось это чудо? Вероятно, все-таки ты подсуетился?
— Будь я личным секретарем гребаного министра, и то о таких вещах не стал бы просить. Нас бы всех отправили на плантации.
— Тогда как же?
Пожимает плечами:
— Загадка.
— Это точно.
Первые часы после полуночи.
Когда все соглядатаи спят.
Стук в дверь квартиры.
Кого это черт несет?
Открываю.
— Так ты, значит, действуешь через мою голову? — с горечью спрашивает Гектор.
От него разит ромом. Взгляд затуманен.
— Клянусь, нет.
— Значит, Рики?
— Я его не просила.
— То есть он хлопотал по собственной инициативе?
— Мне он сказал, что ничего не предпринимал.
Гектор протискивается мимо меня в квартиру, садится на мою кровать.
— Долго не могу. Анне сказал, иду подышать воздухом. Выпей, — говорит он, протягивая мне фляжку.
— Спасибо, не хочу.
— Мать вашу, Рики и Меркадо. Останешься в Штатах — мне конец. Моей семье — конец. Твоей — тоже. Всем нам.
— Да я вернусь.
Он встряхивается, как мокрая собака.
— Я все еще, знаешь, могу им сообщить. Могу сообщить в ГУР или в министерство, что ты собираешься в
— Но ты же не сделаешь этого, Гектор.
— Не сделаю? — спрашивает он.
— Нет, — настаиваю я.
Он изо всех сил ударяет кулаком по кровати. Пугаюсь: если он начнет искать разрешение, перевернет все в комнате вверх дном. Соседи в коридоре, один телефонный звонок — и Гектора обвинят в злоупотреблении служебным положением. Но он уже выдохся.
— Нет, пока я не намерен становиться
Прикладывается к фляжке, тяжело поднимается с кровати.
— Надо идти, — поясняет он.
В дверях хватает меня за руку, притягивает к себе, шепчет:
— Не езди никуда, Меркадо.
Я избавляюсь от его захвата простейшим приемом айкидо.
— Черт! — Он смотрит на меня так, будто я его оскорбила.
— Послушай меня, Гектор, я не дура. Да, я собираюсь сам знаешь куда, но обещаю: я вернусь. — Голос тверд, как сталь. — А теперь тебе лучше отправиться домой, Анна будет беспокоиться.
Он смотрит в пол, но не двигается.
— Ты поэт, Меркадо, — произносит он наконец.
— Не знаю, откуда пошли такие слухи.
— Пиндара читала когда-нибудь?
— Нет.
— Греческий поэт, современник Гомера, но, в отличие от него, реальная историческая фигура. Он писал:
— Не понимаю…
— Нельзя контролировать все. Что-то должно происходить само по себе. Не езди в Америку. Умоляю тебя, Меркадо, пожалуйста, не езди.
Я не отвечаю. Мое решение неизменно.
Гектор, тяжело сутулясь, поворачивается и идет по коридору. Слышу его шаркающие шаги на лестнице, потом из окна смотрю, нет ли за ним «хвоста», пока он не сворачивает на улицу Мисионес и не пропадает в пьяной гаванской ночи.
Глава 7
Наверно, я не спала; сквозь сон уже в третий или четвертый раз мне слышался голос:
— Мария… Мария…
Что?
— Мария, пора.
Мария? Кто тут Мария?
— Мария, пора вставать.
Ах да! Это же я.
— Который час? — спросила я.
— Шесть. Ухожу на весь день. Как спалось?
— Хорошо. Хорошо спалось. Первый раз проспала всю ночь с…
Я оборвала себя. Первый раз за сто восемьдесят дней я всю ночь спала без задних ног. Полгода прошло со дня моего рождения в Лагуне. Полгода с того телефонного звонка Рики. Полгода я вынашиваю свои планы.
— Посмотри на меня, — окликнул Пако.