Деньги на ветер

На моих часах 12:30. Уже наступил понедельник. Черт! Пора выходить.

Схватив в охапку свою одежду, дошла до двери и поправила на спине тяжелый рюкзачок.

Лучше одеться на улице, чем разбираться с Пако, если он вдруг проснется. Не разрешу ему отправиться со мной — он воспримет это как оскорбление своему мужскому достоинству.

Снежинки падали крупные, как померанцевый цвет. Я вытянула руку — на ладонь опустилось несколько штук — и слизнула.

На мне были черные джинсы, черная футболка с длинными рукавами, толстый черный свитер, черная лыжная маска, легкая куртка, черные перчатки, черные кроссовки. Проверила рюкзачок: веревка, нож, молоток, клейкая лента, дорожная карта, два пистолета.

Повсюду лежал снег.

Это хорошо.

Я застегнула большой карман рюкзачка, взвалила его на плечо, спустилась по лестнице. На нижних ступеньках — лед. Пахнет сосной и лавром.

Подошла к «ренджроверу». В горле пересохло, глаза слезятся, колени дрожат.

Не создана я для подобных мероприятий. Это заметили еще на Кубе, а не то уже повысили бы в должности или пригласили бы в ГУР. Начальство понимало, что я не гожусь для силовых операций. Женщины вообще нечасто поднимаются до высоких должностей, открытых только для членов партии, но такое случается, и тогда их награждают этими вожделенными разрешениями посетить Вьетнам, Северную Корею или Китай.

Разрешения не дают легковесам. Вроде меня.

Достала пульт автомобильной сигнализации, нажала на кнопку, замок открылся. В очередной раз я удивилась этому чуду.

Меня знобило. Я поежилась, села за руль, вставила ключ в замок зажигания, завела мотор, включила обогрев салона.

Что дальше? Действовать надо, вот что.

Но я сидела, грела руки у печки. Двигаться не хотелось. Меня беспокоил пистолет. Интересно, мистер Джонс уже спит или нет?

Пистолет.

Сотовый телефон Эстебана.

После второго гудка Джонс взял трубку:

— Алло.

— Мистер Джонс, простите, что так поздно, вы, наверно, меня помните, это я недавно вторглась к вам.

— Конечно, помню. Чем могу служить? Еще оружие? Я пока не ложился, лягу только часа через два.

«Ренджровер» тихонько урчал, готовый прийти в движение. Это мне нравилось. Двигатель работал почти так же тихо, как у Джекова «бентли».

Я натянула лыжную маску и выехала на Лайм-Килн-роуд.

Окна светились лишь в доме у мистера Джонса. Руки у меня слегка дрожали, я не была уверена, что поступаю правильно. Вдруг у него на меня зуб?

Остановилась. Прошла по дорожке. Позвонила в дверь.

Никакого ответа.

Дело не в пистолете. При чем тут, на хрен, пистолет?! Какого черта я вообще сюда приехала? Психологи в НРП назвали бы мои действия «замещающей активностью».

Дерьмо собачье, вот что это такое.

Если же посмотреть правде в глаза, я не хочу видеть Юкилиса. Не хочу выпытывать у него, что и как было, пусть он этого и заслуживает.

Снова позвонила и сняла маску.

Наконец мистер Джонс открыл дверь. На нем пальто, темно-синие джинсы и рабочие сапоги. Он весь в грязи.

— Так вот вы какая. Думал, вы старше. Заходите, заходите.

Села в гостиной. От меня несло страхом. Вовсю орал телевизор. Хозяин его выключил.

— Выпьете чего-нибудь?

— Охотно.

Он возвратился с кружкой, на четверть наполненной прозрачной жидкостью. Я выпила. Не жжет. Не то что гаванский самогон.

— Хорошая штука, — поблагодарила я.

Он улыбнулся:

— Простите за грязь, ходил проверять капканы.

Я вежливо наклонила голову и сказала:

— Хочу вам кое-что показать.

Достала пистолет. Мистер Джонс взял его, поднес поближе к свету.

— Тысяча долларов, — произнес. — Хорошая цена. Я за него получу в три раза больше, но вы — нет.

— Я просто хотела выяснить. Он на вид необычный.

— Верно подметили, — согласился мистер Джонс. — Действительно необычный. Коллекционная вещь. Это русский автоматический пистолет Стечкина, на Кубе его производили с девяносто третьего до девяносто девятого, это видно по тому, что он сделан из орудийного металла, а не из нержавеющей стали. Удобная рукоятка, прицел рассчитан на стрельбу с дистанции двадцать пять метров, одно время выпускался с глушителем, он…

— Орудийный металл? — услышав эти слова, я сразу насторожилась. — Как, простите, вы сказали? Орудийный металл? Где-то я это слышала. Это что?

— Один из видов бронзы, сплав меди, олова и цинка. У нас — я сам из округа Мейкон, штат Алабама, — его до сих пор называют «томпак».

— То есть это металл такой? Это то, из чего делают пушки?

Он улыбнулся:

— Раньше делали. Теперь — из стали. Я этого красавца сразу узнал, по металлу. Не знаю, насколько вы в курсе того, что творится на Кубе, но после развала СССР кубинцы лишились поставок стали. Продолжают клепать Стечкиных из латуни.

Я кивнула, хотя мне далеко не все ясно. Мое служебное оружие — стандартный китайский револьвер. Пистолет Стечкина я никогда раньше не видела.

— Так все-таки откуда этот пистолет, то есть кого такими вооружают? — спросила я.

— По-моему, их было изготовлено всего около двух тысяч штук. Могу, конечно, проверить по справочнику. Насколько я знаю — а если я чего-то не знаю, так это и знать не стоит, — это для КГБ, для кубинского КГБ, или как оно там у них называется.