Деньги за путину

Лодка почти по самые борта сидела в воде, ее удерживала на плаву лишь масса дерева. «Вот тебе и утюг, — подумалось Савелию. — А мы его кляли». Холодной свинцовой тяжестью давило ноги, и Савелий вспомнил о сапогах: «Елки-палки! Так в них же по тонне воды». Он машинально наклонился назад и поднял ноги, чтобы вылить воду. Лодка качнулась и начала медленно крениться на бок.

— Опрокидываемся-я! — заорал не своим голосом Шелегеда и, обхватив шею Савелия, притянул к себе. Это выпрямило лодку, а Савелий, выдернув весло, мелкими и частыми гребками руки выправил лодку на изрез волны.

— Сиди, не шевелись.

Ветер тащил их все дальше от рыбацкого стана, наискосок к берегу. За неводом стало потише. Савелий хотел было снова пошевелить веслом чтобы как-то срезать угол, но Шелегеда зарычал:

— Сиди, говорю, не шевелись! Сама подойдет. В воде через пять минут закоченеешь…

Так и сидели они, онемевшие от холода, боясь пошевелить головой, хотя краем глаза все же отметили близкую избу старой рыбалки. Легкий толчок в берег послужил сигналом — разом они перевалились за борт и еще через несколько секунд ступили на твердую гальку. От избы рыбалки к ним ковылял Нноко. Он размахивал руками и широко улыбался. Откуда он взялся?

— Скорее, скорее изба! Там тепло. Молодцы-ы! Хорошо-о!

Подбежали Антонишин, Омельчук и Витек. Вытянули из воды, насколько могли, полузатопленную лодку.

— Чего стоишь? — гаркнул Антонишин на Савелия. — Марш в избу! Не хватало, чтобы простудился…

В низкой темной избе они стянули мокрую одежду и нырнули голышком в мягкие оленьи кукули. Уже посвистывал на плите громадный чайник.

— Ну и угораздило вас, — сказал Омельчук. — За сто рублей не полез бы в воду.

— Нноко, ты как здесь? — спросил Шелегеда.

— Маленько скучно стало, пришел. Здесь я рыбачил молодым.

Савелий оглядел избу. Сквозь щели в потолке просвечивало серое небо. Многие бревна разошлись глубокими извилистыми трещинами, а спиленные когда-то сучья глядели в черных ободках, словно застывшие глаза больших и добрых животных. Стол заменяло дверное полотно. Один его конец упирался в нары, второй покоился на ящике. Железная плита, вырезанная из бочки, однако, грела щедро. Бока ее раскалились до малинового цвета, а Нноко все подбрасывал и подбрасывал сухие ветки.

Савелий не слышал, как его звали к чаю.

— Пусть спит, — сказал Шелегеда, — ему досталось сегодня сполна.

«Сколько же дней я не видел Илонку?» — с тоской подумал на рассвете Савелий. За стеной поскуливал пес, с моря доносились равномерные вздохи приливной волны.

Рядом заворочался Шелегеда.

— Как дела, бригадир? — шепотом спросил Савелий, нашаривая привычно в изголовье очки. Он совсем забыл, что их вчера смыло волной. Шелегеда молчал и немигающе глядел в светлое пятно окна.

— Чего, не заболел ли?

Бригадир потер грудь:

— Тут что-то муторно. Нехорошо как-то, словно перед бедой.

— Предчувствие?

— Ага! От вчерашнего. Переволновался. Вроде всякое бывало, и похуже, а тут… Надо же…

Савелий подбодрил:

— Это понятно. Мне тоже не по себе.

Шелегеда скосил глаз на Савелия:

— Дурачок. За тебя боялся. Я бы выплыл.

Савелий это знал. Как ему сейчас хотелось сделать что-то из ряда вон выходящее: запеть, обнять Шелегеду и Нноко, сплясать какой-нибудь невообразимый туземный танец, пальнуть из ружья. Но он лишь сладко потянулся и со счастливой улыбкой сказал:

— Я это знал, Шелегеда. Знал! Знал! И вообще здорово, что ты… такой весь неправильный. Пускай тебя не любят. Они просто ничего не знают.

Шелегеда яростно поскреб небритую щеку:

— Что не любят — то не любят. Это уж верно. Только меня не перекроишь. Поздно.

— Чепуха. Нет людей каменных. Я вот чувствую: вчера был одним, а сегодня во мне что-то изменилось. И завтра изменится, и послезавтра. Так со всеми.

— Может быть, — сказал Шелегеда и почему-то опять вспомнил о квитанциях.

— Давай напрямик. Что произошло в то первое утро, когда ты оказался на неводе?

Шелегеда враз нахмурился, как бы отдалился.

— Как вы все надоели мне с этими вопросами! Не лезь, Севка, куда не следует. Это мое дело. Стратегическое.

Савелий вздохнул:

— Не хочешь. Ладно, не будем.

Шелегеда резко сел:

— Вы пришли на путину заработать деньги. Так?

— Ну, так.

— Вот и я хотел, чтобы вы заработали.

— Корецкий тоже хочет.

— Тоже сравнил. Тот прямой дорогой шагает в тюрягу, а я своим горбом, вот этими жилами, — Шелегеда для убедительности показал свои бугристые ладони, — вот этими жилами копейку зарабатывал. И заработал — будь спок!

— Так на этом в вас разница и кончается. В остальном все одинаково — деньги! Больше, еще больше! Корецкому нужна машина, а тебе, наверное, лошадь или корова; тому — собственная дача, а тебе — пасека, чтоб, значит, еще доход был. А видеть хорошего ничего не видели. Есть такие уголки на земле — закачаешься…

— Понесло тебя, ну и ну… Свихнулся после вчерашнего? Ты-то куда деньги копишь?

— Я же говорил, купить классную аппаратуру, поездить по Чукотке, поснимать.

— Не виляй, фотография тоже дело прибыльное.