– У нас такое счастье, – с хрипотцой проговорил папа. – Правда, красавица моя?
Врон кивнула.
– Сегодня для моей Врон особый день. Врон, покажи ему.
Врон села прямо, запахнула полы расписанного иероглифами платьица и, махнув широким рукавом, вытащила с полки кофейного столика порнографический журнал «Денди»… В чем, в чем, а уж в порнографических журналах я разбираюсь: «Денди» – издание не самой высокой пробы, ориентированное на скромные запросы и мозолистые ладони работников физического труда; типичный образец – беспутная домохозяйка или веснушчатозадая шведка, самозабвенно выкручивающаяся из типового нижнего белья.
– Присядьте, Джон, – объявила она и похлопала рядом по дивану.
Послюнив кончики пальцев, она стала листать журнал. Со вздохом, едва не кудахча от наслаждения, нашла нужный разворот и ласкающе примостила у меня на коленях. Отец тоже сел. Руки их легли мне на плечи; их перезрелые, выжидающие, такие человеческие лица оказались в дюйме от моего.
Я раскрыл журнал пошире. С правой страницы прямо на меня смотрело лицо Врон крупным планом. Горло ее пересекала надпись «Врон» – опять же в кавычках, со всей несбыточностью их экзотического посула,
– Ну давай, Джон, – услышал я ее шепот.
Я перелистнул страницу. Врон в типичных придурочных оковах и альковах, делает все то, за что этим девицам платят. Я перелистнул страницу.
– Помедленней, Джон, – услышал я ее шепот. Врон на железном стуле, локти вбок, приподнимает тяжелые груди. Врон, выгнув спину и задрав ноги, лежит на взъерошенном белом ковре. Врон распростерта на багажнике «гиены» с откидным верхом. Врон в полуприседе на зеркальном полу. Я перелистнул страницу.
– Вот, – услышал я шепот Врон.
На последнем двойном развороте Врон стояла на коленях, вскинув к аппарату перетянутый подвязками зад, глубоко проминая пурпурными ногтями кожу ягодиц. Теперь я узнал ее. Вероника; одаренная стриптизерша. Отсюда же, из «Шекспира».
Врон всхлипнула и расплакалась. Папа мужественно поглядел на меня. Если не ошибаюсь, он тоже обронил слезу-другую.
– Я… я так горжусь, – выдавила Врон.
Отец набрал полную грудь воздуха и встал с дивана. Звучно хлопнул по крышке бара.
– Розовое шампанское, – объяснил он. – Сегодня же особенный день, так? Ну хватит, Врон. Хватит, глупышка. Держи, милая, за тебя пьем. – Он снисходительно шевельнул носом. – Держи, Джон,
– Врон, Барри, – произнес я. – Будем здоровы.
Домой я поехал на «фиаско». Не считая поврежденной системы охлаждения, периодических неисправностей с тормозами и гидравликой, а также склонности резко принимать влево в самый неожиданный момент, машина в сравнительно приличном состоянии. По крайней мере, заводится она чаще, чем не заводится, в общем и целом. Сомневаюсь, чтобы Селина часто выводила «фиаско», пока я в Штатах, а Алеку Ллуэллину машина ни к чему, он круглые сутки под замком… Дорога от Пимлико до Портобелло заняла полтора часа с лишним, и когда я припарковал «фиаско» на двойной желтой линии у своей берлоги, было уже заполночь. Почему дорога заняла у меня полтора часа с лишним? Полуночная транспортная пробка. Можно подумать, час пик. Это все долбаная свадьба в королевском семействе. Почти час я проторчал в закупоренном туннеле. «Фиаско» перекалялся. Я перекалялся. Все машины были набиты иностранцами и ухмыляющимися пьяными. Горловина туннеля раздулась, как при эмфиземе, – от табачного дыма, выхлопных газов и сквернословья. Наконец мы выехали под звездный полог. Соедините точки… У Лондона сбит суточный ритм. У Лондона культурный шок. Все не то и все не так.
Когда я вошел со стаканом в руке, Селина присела в кровати.
– Чем занимаешься? – спросил я.
– Книгу читаю.
– Чего?
На коленях у нее действительно лежала «Милочка». Рядом – телепрограмма.
– И как там Барри?
– Нормально.
– Видел его новую корову? Он говорит, что собирается жениться на ней. А недавно опять приставал ко мне.
– Не приставал. И как это было?
– Он засунул голову мне под юбку.
– Что?
– Я думала, он шутит, пока он не попытался стянуть с меня зубами трусики.
– Господи Боже.
– Доктор?
– Да?
– Доктор, кажется, у меня синяк на бедре, с внутренней стороны. Не посмотрите? Бензиновый король предложил мне пятьдесят нефтедолларов за минет в лифте.
– И что ты сделала?
– Потребовала семьдесят пять. Но тогда он захотел по полной программе, и, по-моему, он слишком стиснул мое бедро. Не посмотрите, доктор?
Я сказал ей, чтобы кончала с этой докторской ерундой, и говорила по-человечески – о бензиновом короле, его нефтедолларах, о том, что он с ней сделал… На последнем издыхании она произвела звук, которого я от нее никогда еще не слышал – ритмическое подвыванье, безудержно порывистое или безнадежно умоляющее. Слышать этот звук мне доводилось, но не от Селины.
– Ты что, – негодующе сказал я (вроде, в шутку), – не придуриваешься?
Она вздрогнула и гневно вспыхнула.
– Придуриваюсь, конечно, – выпалила она.