Делая вид, что он самозабвенно молится, монах даже не повернул голову, когда дверь лавчонки с тихим скрипом отворилась и в нее вошел, вернее, протиснулся богато одетый седой человек. Он так же толст, как монах, и узкая дверь мала для него.
Войдя, он остановился у порога и тоже зашептал молитву. Прошло несколько минут, пока эти двое что-то смиренно бормотали, но в то же время сквозь ресницы полузакрытых глаз зорко рассматривали друг друга. Наконец монах вздохнул, поднял глаза и, сложив руки на животе, молча закружил двумя пальцами.
– Святой отец, – заговорил с поклоном посетитель, – я бы хотел получить, если мне позволят средства, грамоту пресвятейшего папы. Но прежде я хотел бы узнать цену.
Монах важно выпрямился, не вставая со скамьи. Короткие пальцы закружились быстрее.
– Папская индульгенция бесценна. Она написана перстами божьими. Скупость приобретающего осквернит ее. Есть ли цена искуплению грехов? Помолимся, достойный человек.
Монах вновь принялся шептать, по временам тяжело вздыхая. Посетитель почтительно ждал.
– Хочешь ли ты, достойный человек, чтобы церковь отпустила тебе содеянные грехи или печешься также и о будущих? – вдруг деловым тоном спросил монах.
– Я бы хотел и будущие! – с живостью ответил посетитель.
– Сто двадцать гульденов, – коротко отрезал монах. Посетитель испуганно попятился, пораженный названной суммой. Потом, видимо что-то сообразив, остановился.
– Не уступишь ли, святой отец? – спросил он, исподлобья глядя на монаха. – Вот все, что у меня есть, – стал он отвязывать от пояса тяжёлый кошелек, набитый монетами. Восемьдесят золотых.
Монах протянул руку и почти вырвал кошелек. Потом, медленно повернувшись, взял с полки один из свитков и, приложившись к нему губами, отдал покупателю.
Тот спрятал его под полою одежды и, кланяясь, вышел. Монах тотчас сделал несколько глотков из бутыли.
День клонился к вечеру. Шесть покупателей прошло через маленькую лавку, унося с собой дорогую бумагу и оставляя множество звонких монет. Уход каждого монах запивал крепкой жидкостью. Все грузней становилось его тело, все медленнее ворочался язык, а глаза подернулись туманом.
Но вдруг он проявил небывалое до тех пор беспокойство. Ему показалось, кто-то в черном, прячась за углами домов, издали приближается к лавке. С неожиданным проворством монах стал хватать пригоршнями монеты и засовывать их за чулки. В это время дверь резко отворилась, в лавку быстро вошел небольшого роста человек, одетый в черную сутану, и задвинул за собой тяжелый засов. Монах не успел выпрямиться и сидел согнувшись, делая вид, что чешет ногу.
Человек в сутане шагнул к монаху, одним толчком повалил его на бок и резко дернул вниз чулок. На пол посыпались монеты.
– Жирная свинья! – со злым присвистом проговорил человек в сутане. – Вор! Уже готовы дрова для костра, на котором выкурят из тела твою грязную душу!
Костлявая рука цепко ухватила пучок волос на голове монаха и вырвала его.
Человек в сутане был Тецель, тоже монах, из Лейпцига. В молодости он совершил много грязных преступлений, но всякий раз ухитрялся улизнуть от суда. Монахом Тецель стал в тридцать лет. Он пришел к справедливому выводу, что церковь принесет ему больше добычи, чем разбой на больших дорогах.
Вскоре он нашел «золотое дно» – торговлю индульгенциями. Грамота, скрепленная печатью папы римского, давала тому, кто ее приобретет, отпущение всех грехов, не только совершенных, но и тех, что будут совершены. Она служила пропуском в рай. А кому из христиан не хочется туда попасть?
Правда, за индульгенцию нужно платить большие деньги. Зато как удобно! Можно не заботиться о безгрешности своих поступков.
Тецель открыл продажу индульгенций в нескольких городах Германии. Торговля шла бойко, деньги текли рекой. Только за продавцами нужно следить: они так и норовили урвать себе больше, чем следовало. Но Тецель умеет вышибать из них лишнее. И они знают, что ему ничего не стоит передать их в руки суда святой инквизиции.
В свалке монахи не заметили, что за ними наблюдал с улицы какой-то человек. Тонкие бледные губы его улыбались, а глаза смотрели презрительно и гневно. Дерущиеся увидели прохожего, когда он двинулся прочь.
Но через несколько дней они вновь встретили и узнали его. Стоя на куче камней, протянув руку вперед, он бросал в толпу горожан волнующие слова:
– Опомнитесь! Стряхните с себя чары! Вас дурачат продавцы отпущений и нищенствующие монахи. Именем бога они грабят вас посредством неслыханных праздников, мнимых чудес и других лживых выдумок!
– Кто это? – спросил Тецель, грубо толкнув локтем высокого бородача с плотницким инструментом в руках.
Тот, не оглядываясь, досадливо отмахнулся и продолжал слушать, полуоткрыв рот.
– Как, святой отец, вы не знаете? – ответил сзади шепотом человек с черными бегающими глазами. – Это же проклятый еретик Томас Ломке. Вместе с Лютером он давно отвращает народ от бога и церкви.