Дэниел Мартин

Вскоре Каро встала, заявив, что «ужасно устала» и идёт спать, хотя я подозреваю, что «ужасно тактична» было бы более точным выражением в данном случае. Мы четверо засиделись у камина до поздней ночи: сначала говорили о Каро и Барни, потом — о проблемах и «настроениях» Пола. Разговор получился спокойный и разумный, а между мною и Нэлл даже более откровенный в том, что касалось Каро, чем когда-либо в прошлом. Существовавшая меж нами подспудная вражда, казалось, и в самом деле улеглась, и мы могли рассуждать о дочери просто как о человеке, а не пользуясь ею как канатом для перетягивания; нам даже удалось выработать единую тактику поведения с Барни: договорились не устанавливать с ним более тесных контактов. Разумеется, здравый смысл Джейн и проницательность Эндрю очень нам в этом помогли.

Наконец воцарилось молчание. Нэлл сидела на низеньком табурете, опираясь спиной о кушетку, на которой растянулся Эндрю, явно клевавший носом. Джейн сбросила туфли и свернулась калачиком в кресле по другую сторону камина. Взгляд сестры устремился прямо на неё.

— Осталось обсудить ещё одну семейную проблему.

— Спасибо, лучше не надо.

— Ну, Джейн, раз мы все так ужасно разумны и чутки друг к другу, почему бы и тебе не внести в это свою лепту? — Джейн некоторое время задумчиво её разглядывала, потом улыбнулась и отрицательно покачала головой. — Я же вижу — мы все такие правильные, так замечательно на всё реагируем… ну давай, вперёд!

— Вперёд — куда?

— Признавайся.

— В том, что у меня есть свои собственные взгляды?

— В том, что ты вовсе не уверена.

— В чём я в данный момент совершенно уверена, так это в том, что не желаю говорить на эту тему.

— Мы ужасно о тебе беспокоимся. Постоянно. — Она толкнула Эндрю локтем. — Правда, Эндрю?

Глаза его раскрылись, но говорил он в потолок:

— Постоянная тема для разговоров.

— Я польщена. Но не поддамся.

— Обещаю не спорить. — Джейн вздохнула и мельком, полуобернувшись, взглянула в ту сторону, где сидел я. На ней была вечерняя блузка и длинная юбка более строгого покроя и приглушённых тонов, чем у сестры. — А Дэну ты сама сказала. Нечего делать вид, что это такой уж большой секрет.

— Именно потому, что я не «делаю вид», я и не хочу говорить об этом, Нэлл.

— Ты уже всё решила?

— Нет ещё.

Нэлл с минуту смотрела на неё, будто хотела сказать «меня не одурачишь», потом призвала на помощь меня:

— Дэн, ты не думаешь, что она сошла с ума?

— Я думаю, она должна поступать, как считает нужным.

— Ты говоришь точно как Эндрю. — Она опять недовольно взглянула на сестру: — Это же смехотворно. Ты же умнее нас всех, вместе взятых.

— В этом — вполне вероятно.

— Ты даже одеваешься не так, как эти марксистки. — Джейн улыбнулась. — И говоришь совсем не так.

— С таким багажом, как у них, путешествовать не очень удобно.

— Потому что ты всё это видишь насквозь.

— Кое-что.

— Тогда почему же?

— Потому что неудачно выраженная истина не перестаёт быть истиной.

— Прежде чем стать посмешищем всего Оксфорда, хоть бы подумала о своих несчастных детях.

— Я много думаю о детях. И о том мире, в котором им придётся жить.

— О милых сердцу соляных копях?

Джейн снова улыбнулась, но ничего не сказала. Я видел, как неотрывно она смотрит на тлеющие в камине угли, и почувствовал, что понимаю и до некоторой степени разделяю отчаяние Нэлл, вызванное этим уходом сестры в область афоризмов и пророчеств. Обвиняющий взгляд устремился теперь и на меня:

— Неужели ты можешь с ней соглашаться?

— Я понимаю её мотивы. Но не вполне — поступок, ими вызванный.

— Но ведь и мы — тоже. Никто не хочет повернуть общество вспять.

Джейн по-прежнему чуть улыбалась, глядя в огонь: не поддавалась искушению. Эндрю всхрапнул во сне. Нэлл сказала:

— Ладно, Джейн. Только знай, что ты хуже всех ужасных, увёртливых и скользких угрей на свете.

Капризное раздражение в её голосе, тон обиженного избалованного ребёнка не могли тем не менее скрыть сестринской любви, и я сразу же перенёсся в наши давние дни вместе… тогда Нэлл часто играла ту же роль в наших спорах… самая младшая из четверых, поощряемая всеми в этой роли, сознававшая, что разыгрывает клоунаду. Но — как ни парадоксально — при всём внешнем сходстве реальные взаимоотношения сестёр существенно изменились. Эмоционально и психологически младшей теперь каким-то образом стала Джейн — менее зрелой, менее определившейся. И, словно желая скрыть это, она вдруг спустила ноги с кресла, прошла к кушетке и, встав рядом с сестрой на колени, наклонилась к ней, чмокнула в щёку и поднялась на ноги.

— Замечательный был вечер. Иду спать.

Нэлл подняла на неё мрачный взгляд:

— Это тебе не поможет.

Но она и сама поднялась с табурета, упрекая и прощая одновременно, на миг сжала руку сестры, потом повернулась к Эндрю и потрясла мужа за плечо, чтобы разбудить. Мы с Джейн обменялись взглядом; на лице её появилась гримаска неуверенности, будто она была смущена тем, что я оказался свидетелем подобной сцены, а особенно — моим сочувствием к увиденному, о котором вдруг догадалась.

Тсанкави