Дэниел Мартин

Марк сбрасывает ботинки, спускается с берега, раздвигая стебли, делает шаг вперёд, нащупывая дно. Нога проваливается в ил, он ищет опору потвёрже, шагает дальше. Дэниел оборачивается. Видит Джейн: она стоит в высокой траве, ярдах в сорока от него, глядит в его сторону. Эндрю подходит к нему, протягивая флягу. Дэниел отрицательно мотает головой. Камыши уже сомкнулись позади Марка, полускрыв его от глаз, вода достаёт ему выше колен. Дэниел отводит взгляд, рассматривает пурпурные хохолки иссопа на берегу. Две синих стрекозы, сверкая прозрачными, в чернильных пятнах крыльями, трепещут над цветками, потом улетают прочь. Где-то вдали, вверх по каналу, подаёт голос болотная куропатка. Спину Марка, обтянутую свитером цвета хаки, не разглядеть среди тесно стоящих зелёных стеблей, камыши смыкаются, дав ему пройти; шорох, хлюпанье, плеск. Эндрю рядом с Дэном бормочет:

— Ставлю пять фунтов, девка какая-нибудь уличная. Опять наши доблестные американские союзнички развлекались. — Потом окликает: — Марк?

— Порядок. Нашёл.

Больше ничего Марк не говорит. Им кажется, что он необъяснимо долго остаётся невидимым в густых камышах, молчит — ни звука; время от времени то там, то здесь колышутся головки рогоза. Наконец он появляется, шагает, тяжело вытягивая ноги из ила, выбирается на траву, мокрый до бёдер, ноги облеплены чёрной грязью; от него несёт гнилью, илом; и ещё чем-то гадким пропитан воздух, сладковатым, страшным… Марк морщится, бросает взгляд туда, где стоит Джейн, и говорит очень тихо:

— Она довольно давно погибла. Вокруг шеи — чулок, в волосах червей полно.

Он наклоняется, срывает пучок травы, счищает грязь.

— Надо до «Виктории» поскорей добраться. В полицию позвонить.

— Ну слушайте, что за паскудство! Я только-только начал грызть гранит науки. И шампанским запивать.

Дэниел опускает глаза, ему не до шуток. Ему кажется — оба они презирают его… безвольного хлюпика из студенческой богемы, эстетствующего буржуа. Ему неприятно, словно его обманули, воспользовавшись плодами его собственного открытия. Но он ведь не участвовал в десанте при Анцио и вообще не нюхал пороху за те два бесцельно убитых года, что служил в армии. Втроём они направляются к Джейн. Марк берёт командование на себя:

— Вы оба лучше ждите здесь, пока фараоны не явятся. Думаю, вам стоит воспользоваться нашей стоянкой. И Бога ради, никого сюда не пускайте. Не надо, чтобы тут кто-то ещё топтался. Пошли, Эндрю.

Эндрю улыбается Дэниелу:

— За тобой пятёрка, старина.

— А я с тобой пари не заключал.

Дэниел на какой-то миг перехватывает его взгляд — умный, изучающе-насмешливый взгляд отпрыска старинного аристократического рода. Но только на миг. Ему протягивают плоскую флягу:

— Точно не хочешь глотнуть? Щёчки у тебя малость побледнели.

Дэниел решительно мотает головой. Эндрю посылает Джейн воздушный поцелуй и отправляется вслед за приятелем. Дэниел ворчит себе под нос:

— Бог ты мой, мне кажется, всё это просто доставляет им удовольствие.

— А кто этот второй?

— Да Бог его знает. Какой-то герой войны. Джейн глубоко вздыхает, чуть улыбается Дэниелу:

— Ну вот, мы с тобой опять стали притчей во языцех.

— Приношу глубочайшие извинения.

— Это же я предложила.

От берега кричит Марк и машет рукой: зовёт к себе. Дэниел машет в ответ.

— Ты иди, Джейн. Я пригоню лодку.

Когда он добирается до устья канала, она уже стоит на берегу под ивами. У её ног — неоткупоренная бутылка шампанского. Она корчит гримаску:

— Прощальный дар сэра Эндрю Эйгхмырьчика26.

Дэниел смотрит на реку: вторая плоскодонка уже успела отойти сотни на полторы ярдов, ищет укрытия от ветра у противоположного берега. Он привязывает своё судёнышко, спрыгивает на берег, подходит к Джейн, зажигает сигарету. Они усаживаются лицом к реке, спиной к этому ужасу, что остался в сотне ярдов за ними. По реке идёт ещё одна плоскодонка, в ней — пятеро, а то и шестеро, шестом неумело работает девушка; вскрик, смех — она чуть было не выронила шест.

— Он не сказал — она молодая?

— Нет.

Она протягивает руку, берёт из его пальцев сигарету, затягивается, возвращает сигарету ему. Дэниел говорит:

— Во время войны — совсем мальчишкой — я помогал урожай собирать, так там кролик под нож жатки попал. — Он замолкает.

Она смотрит не на него — на реку.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это как ночной кошмар.

— Это всё, что я о том дне запомнил. Из всего лета.

Джейн опирается спиной о ствол ивы, чуть повернувшись к нему, откидывает голову. Тёмные очки она оставила в лодке. Чуть погодя она закрывает глаза. Он смотрит на её лицо, ресницы, губы… на эту — такую серьёзную — девушку, которая порой изображает возмутительницу спокойствия. Она тихонько произносит:

— На берегах спокойных вод…

— Вот именно.

И наступает молчание. Ещё две лодки проходят по реке, возвращаясь в Оксфорд. Густеют облака; огромная перламутрово-серая дождевая туча горой надвигается с запада, из-за Кумнорских холмов, скрывая солнце. Он смотрит на небо.

— Тебе не холодно?