Дэниел Мартин

— Дело в том, что уж тебя-то услышать я никак не…

— Извини. Так мило было с твоей стороны передать весточку через Каро.

— Мне очень жаль, что всё это так затянулось.

Он ждёт, что она ответит на это. Но она опять молчит. Он словно в ловушке меж двумя прошлыми: тем, что только что подошло к концу и ещё присутствует тут, в этой комнате, и совсем далёким; меж двумя вещами, которых страшится больше всего, — чувством и безрассудством.

— Как он?

— Он теперь в больнице. Здесь, в Оксфорде.

— Такая беда для всех вас.

— Мы уже научились жить с этим.

Снова молчание, и он отчаянно пытается сообразить, зачем на него свалилось всё это.

— Может быть, существуют какие-то формы лечения здесь, в Америке, и нужно, чтобы я…

— Боюсь, уже слишком поздно. Ему уже никто ничем помочь не может. — Снова пауза. — Дэн, я целую неделю набираюсь смелости тебе позвонить. Не знаю даже, как это сказать, после всего, что произошло. — Она опять замолкает. Потом решается: — Он хочет повидать тебя перед смертью.

— Повидать меня?

— Страшно сказать, но это так. Очень хочет. Отчаянно. — Она спешит добавить: — Он тяжко болен. Но голова совершенно ясная.

Он чувствует себя как человек, неожиданно ощутивший под ногой вместо мощёного тротуара бездонную пропасть.

— Джейн, ты же знаешь, я сочувствую от всей души, но… Я хочу сказать, всё это так… — Теперь его черёд искать спасения в молчании. Он делает над собой усилие, чтобы в голосе не так явно звучало требование избавить его от всего этого. — Вы оба были тогда правы. Господи, да я же давно всё вам простил. Скажи ему об этом сама. — Она ничего не отвечает, и он вынужден спросить: — Ведь речь об этом?

— Да… Отчасти.

— Ты же понимаешь. Я от всего сердца. Полное отпущение. Насколько это от меня зависит.

— Он специально просил меня сказать — это… дело между вами не закончено.

— Но, моя дорогая, я… Ну, я имею в виду… Не можешь ли ты сама ему сказать? Пусть просто примет это на веру.

— Это не каприз, Дэн. Иначе я не стала бы тебя беспокоить.

Она ждёт; так она всегда и поступает, когда вопрос задан и требования выставлены. Нажим чаще осуществляется с помощью молчания, а не слов.

— Не могу ли я ему позвонить?

И наступает полнейшая тишина. Он говорит «Алло?», ещё и ещё раз. Потом слышит в трубке голос Нэлл, сдержанный, нейтральный:

— Это опять я.

— Что случилось?

— Ничего… Подожди минуточку, она сейчас не может говорить.

— Нэлл, какого чёрта? Чего от меня хотят? Я сказал, что могу позвонить в больницу.

— Боюсь, он хочет видеть тебя во плоти.

— Но почему же, Бог ты мой?

— Я, право, не знаю. Только он ни о чём другом и не говорит.

— Я же перед отъездом просил Каро узнать, не могу ли я помочь как-нибудь.

— Я знаю. Думаю, дело в том, что он умирает. — Он чувствует, что она пытается найти разумное объяснение происходящему. — Мы пытались объяснить ему, что тебе будет очень трудно это сделать. Но это превратилось у него в какое-то наваждение. Я виделась с ним вчера вечером. Дело не только в Джейн.

— Не пойму, почему меня хотя бы не предупредили заранее.

— Джейн лгала ему. У него создалось впечатление, что она пыталась связаться с тобой. Но ей не хотелось втягивать тебя в это дело. Я и сама только-только в это вмешалась. Это я заставила её хоть что-то сделать по этому поводу. Мы проспорили всю ночь. Считай, что это я виновата.

— Как долго ему ещё… как они считают?

— Не очень долго. Дело не только в том, что он скоро умрёт. Ещё — как долго он сможет разумно говорить. Я так поняла Каро, что ты уже закончил последний фильм, — добавила она.

— Более или менее. Дело не в этом.

— О да, разумеется. Её фотография была на днях в «Экспрессе». Поздравляю.

— Ох, ради всего святого!

Она произносит очень ровным тоном:

— Если ты полагаешь, что нам с Джейн было так уж легко наблюдать…

— Я не совсем лишён воображения, Нэлл. А теперь давай-ка, к гребаной матери, выкладывай, что там у вас осталось.

Голос его звучит необычно — Дэн явно задет за живое. Молчание. Потом она, как бы удовлетворясь тем, что испытанное оружие по-прежнему способно ранить, отступает и говорит, будто ничего не случилось:

— Извини. Это не шантаж. Мы просто очень просим.

— Да это всё прошло и быльём поросло.

— Не для Энтони. — И добавляет: — Но решать — тебе.

Он колеблется, делает какие-то расчёты, смотрит в сторону делового центра Лос-Анджелеса, сияющего огнями в шести-семи милях отсюда; он испытывает непонятный страх, словно отражение в зеркале оказалось его собственным призраком, явившимся к нему с обвинениями; словно эмпирик, столкнувшийся с чем-то угрожающе-сверхъестественным, хотя теперь он думает не о калитках, а о ловушках, о возвращении, грозящем утратой свободы, о выкапывании старых трупов, о смерти… не только о смерти Энтони.

— Джейн ещё здесь? Могу я поговорить с ней?

— Минутку… да, хорошо. Передаю трубку.

— Дэн, извини, пожалуйста. Мы обе немного не в форме. Перенапряжение…