Дэниел Мартин

— Ну, я-то не мог себе позволить верить в это. У меня всегда было слишком много такого, что запрещалось к провозу.

На миг показалось, что Энтони вот-вот рассмеётся.

— Что касается меня, боюсь, я готов поддаться соблазну и поспорить с таможенником о содержимом моего багажа. Надеюсь доказать, что некоторые мои ошибки в конце концов обернулись благом. — Он на мгновение умолк. — Одна из них — в том, что я заставил Джейн принять католичество. Она тебе уже…

— Только о самом факте. О мотивах не упоминала.

— Со взглядами зрелой язычницы ей сейчас гораздо легче держаться, чем с убеждениями недозрелой католички. Даже я это понимаю. — Он фыркнул. — А я теперь стал главой целой семьи отступников.

— Жаль.

— Да нет. Будем надеяться, на Небесах теперь принимают и кредитные карточки, не только звонкую монету. Всем нам будет худо, если это не так.

— А твои убеждения?

Ещё не успев договорить, Дэн понял, что этот вопрос задавать не следовало: он мог далеко завести. Энтони помолчал, потом улыбнулся просто и естественно:

— На днях слышал прелестный анекдот. Молодой священник в одной из весьма передовых духовных семинарий приходит к своему наставнику и говорит: «Я должен покаяться в ужасном грехе». С этими словами он опускается на колени и закрывает лицо руками. — Тут Энтони спрятал лицо в ладонях. — «Святой отец, не знаю, как и сказать вам об этом, но я больше не могу нести свой крест в одиночестве». — «Слушаю тебя, сын мой». — Энтони опустил руки и повернул к Дэну по-настоящему измождённое и по-клоунски искажённое горем лицо: — «Я старался изо всех сил, но по-прежнему искренне верую во Христа!»

Дэн усмехнулся:

— И ты находишься в таком же ужасающем состоянии?

Энтони потёр кончик носа:

— Не настолько. Хотя всё ещё могу считать себя католиком. Но клянусь тебе, Дэн, ты здесь не затем, чтобы я мог благодаря тебе рассчитывать на духовно чистое исподнее, когда… случится неизбежное. Вовсе нет. — Он пытался снизойти до уровня человека неверующего и явно перебарщивал с уничижительными метафорами, но Дэн с готовностью улыбнулся. — Речь пойдёт скорее об инженерном искусстве. Об исправлении неудачного проекта. — Он помолчал. — Попробуем взять реванш у мадам Сосострис.146 С её зловещей колодой карт.

— Понимаю.

С минуту Энтони разглядывал Дэна, уверенный — как вскоре и самому Дэну стало ясно, — что тот ничего не понял.

— Хоть ты так любезно и приехал сюда, прощения за ту твою пьесу тебе всё равно нет. Не могу точно припомнить, что именно и как я тогда написал тебе, но очень сомневаюсь, что захотел бы взять назад написанное по существу. Даже сегодня.

— Не спорю.

— Но лишь потому, что, даже если бы ты знал, что заставило меня послать тебе то письмо, всё равно тебе не следовало писать такую пьесу. Однако меня это всё равно не оправдывает. — Дэн вгляделся в исхудалое лицо. Энтони потупился, потом снова посмотрел прямо на Дэна. В испытующем взгляде — чуть заметная суховатая ирония. — Перед нашей свадьбой Джейн сказала мне, что вы были близки. Такой вот джокер скрывался в той колоде.

Дэн опустил голову:

— Боже ты мой!

Но голос Энтони звучал легко:

— Я знаю, оксфордская философия давно — и порой вполне заслуженно — стала для всех писателей-интеллектуалов чем-то вроде любимой «тётки Салли».147 Мы и вправду бываем иногда склонны убивать время на дискуссии, весьма напоминающие когдатошние споры о том, сколько ангелов могут уместиться на острие иглы. Я могу понять, если ты теперь посмотришь на эти события как на дела давно минувших дней. Вряд ли стоило бы улицу перейти, чтобы обсуждать этакие древности, а уж океан пересечь…

— Я понятия не имел.

— Именно этого мы и хотели.

Мысли Дэна устремились назад, к тем незапамятным временам — он пытался осознать, какой свет проливает это новое знание на всё происшедшее с ним. Его первой инстинктивной реакцией было возмущение, смешанное с чувством абсолютной абсурдности ситуации: сколько же всем им приходилось скрывать и сколько снисходительности крылось в их молчании. А Энтони продолжал:

— Я должен сразу же сказать тебе — тот грех я тебе теперь простил — от всего сердца. Жаль, не могу сказать, что простил уже тогда. Тогда — не простил. Жалею об этом.

— Я же просто…

— Я знаю. И что больше всего виновата она. И я. Если кто-то в этой истории и невиновен, так это ты.

— Ты слишком легко отпускаешь мне грех.

— Теперь это уже не имеет значения, Дэн. Нравы меняются. В отношении к сексу — особенно. Мои студенты меня давно просветили. — Он опять принялся разглаживать плед на коленях. — Если бы только Джейн была не так честна и открыта… или — имела дело с кем-то, кто не так страстно увлечён собственной софистикой… и не обладал бы столь удивительной способностью, оберегая интеллектуальную синицу, в зародыше подавлять эмоциональных журавлей.

— Если ты и теперь винишь себя за это, значит, этот грех тебе так и не удалось изжить.

Мои слова заставили его на некоторое время замолчать. Голос его зазвучал мягче — видимо, он признал, что я прав.