Дэниел Мартин

Последовало ещё одно настойчивое предложение Барни пообедать как-нибудь вместе; мы проводили их до машины; потом я покатил тележку туда, где Каро припарковала свой «мини». Я внимательно разглядывал дочь, пока она отпирала машину: на ней было длинное пальто, которого я раньше не видел. И новое выражение лица. Она придерживала дверь, пока я укладывал вещи на заднее сиденье.

— Я знаю, почему ты вернулся. Мне мама вчера сказала.

— Она в Оксфорде?

— У Поросёныша свинка, довольно тяжёлая. Ей пришлось на пару дней вернуться в Комптон.

Поросёныш — домашнее прозвище её единоутробного брата, сына и наследника Эндрю. В этом семействе в большом ходу был домашний жаргон в стиле Нэнси Митфорд.105 Я выпрямился и взглянул на дочь:

— Удивлена? — Она кивнула и потупилась. — Мне очень его жаль, Каро. Несмотря на все семейные передряги.

— Я понимаю, папочка.

Это её «папочка» часто произносилось как бы в лёгких кавычках; на этот раз они были особенно заметны.

Она обошла машину и открыла дверь со стороны водителя. Я, согнувшись, влез и уселся рядом.

— Когда-то мы с ним были очень близки.

Она не сводила глаз с ветрового стекла. Машина Диллонов, чуть впереди нас, двинулась прочь.

— Просто очень грустно, что понадобилось такое, чтобы вы снова были вместе.

— Дорогая моя, если ты явилась сюда сказать мне, что твоё поколение в нашем семействе считает поведение моего поколения кретинским…

— Я явилась сюда потому, что я тебя люблю. Это ясно?

Я наклонился и поцеловал её в щёку. Она включила зажигание.

— Я позвонила тёте Джейн. Сегодня вечером. Когда получила телеграмму.

— Как она тебе показалась?

Мы тронулись с места. Каро неудачно перевела скорости и поморщилась.

— Держится. Как всегда. Мы больше обо мне говорили.

— Попробую отоспаться немного. Потом поеду.

— Ну да, — ответила она. — Я так и думала. Так ей и сказала. — Она поколебалась немного. — Она очень тебе признательна.

— Да я сам искал повода. Очень соскучился по тебе.

Она с минуту ничего не отвечала, хотя губы её слегка улыбались.

— Она хорошая?

Этот разговор должен был начаться, и я обрадовался, что Каро так легко и быстро подняла его сама.

— Да. И всё-таки я соскучился по тебе.

— Говорят, она очень способная.

Я помолчал.

— Тебя это шокировало?

— Ну ты даёшь. Глупости какие. Я сама была в тебя немножко влюблена.

— Вот теперь шокирован я.

— Я в школе всем своим друзьям и подружкам рассказывала, какой ты… сокрушительный.

— Как водородная бомба? — Она усмехнулась. — Да?

— Когда я была совсем маленькой и ты взял меня в Девон, в этот великий поход по земле предков… Тогда я в первый раз всерьёз задумалась о вас с мамой. Не могла себе представить, почему она ушла от тебя — такого хорошего. — Она помолчала и добавила: — Разумеется, тогда я тебя ещё как следует не знала.

— Ну, знаешь… Если бы ты вела себя не так мило…

Она по-прежнему улыбалась, но за улыбкой чувствовалась какая-то тревога, что-то, чего нельзя было сказать, что нужно было прятать под этаким поддразниванием. Она прибавила скорость, чтобы обогнать запоздалый грузовик. Мы направлялись в туннель, ведущий к шоссе М4.

— А как Ричард?

— С ним покончено, если это уж так тебя интересует.

Я бросил на неё короткий взгляд. Она чуть слишком сосредоточенно вела машину; потом скривила губы и пожала плечами. Как-то раз, давно, в период её увлечения верховой ездой, я наблюдал за ней на ипподроме. Может, в чём-то Каро и не дотягивала до идеала, но препятствия она брала с маху, без колебаний.

— Когда это случилось?

— С месяц тому назад. После моего последнего письма.

— Появился кто-то другой?

— Просто… — Она опять пожала плечами.

— Бедняга Ричард. Он мне нравился.

— Ничего подобного. Ты же считал, что он типичный итонский106 болван.

Такие споры между нами не были новостью. Она приучилась вот так мне перечить, когда я взялся выводить её в люди: мол, может, она и дура, но способна отличить, что я на самом деле думаю, от того, что говорю ради её ободрения.

— Ты оказался прав, — добавила она.

— Хочешь, поговорим об этом?

Мы выбрались из туннеля. Я не узнавал знакомых мест, как часто бывает после долгих странствий: всё вокруг, даже хорошо знакомый ландшафт, утрачивает реальность. Да ещё эта ужасная промозглая сырость английской зимы.

— На самом деле всё это произошло в Комптоне. Мы поехали туда на выходные. Думаю, из-за того, что там его холили и лелеяли как будущего зятя. Смотреть противно. Это и было последней каплей.

— Да он-то чем виноват?

— Знаешь, он таким оказался мещанином — просто фантастика какая-то. В глубине души. Честное слово. Просто упивался всем этим. Подлизывался к Эндрю, совсем голову потерял. Притворялся, что ему очень интересно слушать про надои молока, про охоту и про бог знает что ещё. И я вдруг поняла, что он пустышка. Притворщик. Во всём.

— Ну тогда ты правильно его выгнала.