«Вернуться домой, — мысленно ответила я. — Вот что мне жизненно необходимо». Стивен остался с детьми без особой радости и наверняка мечтал оказаться под боком у Пенелопы. Я к этому еще только привыкала… Нет, по правде говоря, ни к чему такому я привыкать не хотела.
На обратном пути я перебирала в уме все возможные вопросы Стивена. Он весь вечер, наверное, посвятил Эмили: читал книжки, готовил «понарошку» торты для ее мультяшных героев, запускал Дамбо в полет. Эмили очень плохо без него. По вечерам она часто плакала и колотила меня кулачками, требуя вернуть папу домой. Ради дочери я пошла бы на любые хитрости, угрозы, подкуп, в том числе и сексуальный. Я не колебалась бы, если бы могла заманить Стивена хвалебной одой или танцами у шеста в нашей гостиной. Я изливала бы свои чувства ямбом, взметая обнаженную ногу на шест.
Вернуть любой ценой. Его трусость перед аутизмом Дэниэла, его измена и равнодушие бледнели перед моим стремлением вернуть детям отца.
Дом встретил меня светом музыкального ночничка в детской. Он такой забавный, этот ночник: крутится медленно, наигрывая колыбельную, а на стенах возникают разноцветные фигурки животных. Я его обожала. И хранила снимки детей, завороженных волшебной лампой, благодаря которой по комнате как живые расхаживали жирафы и павлины. Сбросив сандалии, я на цыпочках поднялась в детскую. Стивен устроился в плетеном кресле посреди комнаты, между двумя детскими кроватями, и, похоже, спал, скрестив руки на груди и уронив голову. Пройдет время, подумалось мне, он постареет и будет вот так же сидеть в таком же кресле. Кто тогда окажется рядом с ним, если не я? Слова, сказанные перед алтарем, что-то да значат, верно? Ведь это я обещала быть тем человеком, которому Стивен будет нужен не только молодым и красивым. Человеком, которому он будет нужен всегда.
— Ты опоздала, — сказал Стивен.
— Дети были рады? В смысле — твоему приходу они были рады?
— Я уж подумал, что ты отправилась на одну из своих полуночных экскурсий.
— Минутку лишнюю потратила, не больше. Заглянула в книжный, в отдел медицинской литературы. Хочу узнать о работе мозга.
— Ну, узнаешь — и что? Какая разница?
— Ладно, неважно. Книга мне все равно не по карману. Восемьдесят фунтов стоит.
— Ты не можешь позволить себе покупать
— Я и не купила. Между прочим, рубашка на тебе фунтов за восемьдесят.
Где-то в Библии говорится, что нужно с осторожностью подбирать слова, которые мы произносим.
— Детей я, конечно, одних среди ночи не оставляю.
— Надеюсь, — отозвался Стивен. Ему отлично известно, что я никогда не оставляю детей одних, даже в игровой комнате супермаркета. — Дэниэл говорит «бах» и играет с игрушками. По-настоящему играет, а не смотрит на них. Неплохо бы познакомиться с парнем, который его учит.
Я кивнула.
— Кстати, Кэт принесла мне книгу о развитии детей, — продолжил Стивен. — Там говорится, что к трем годам ребенок должен произносить несколько сотен слов. Составлять связные фразы и вопросы, начинающиеся с «кто», «что», «как».
— Не все сразу.
Стивен поднялся с кресла. Волосы зачесаны назад и набок, подбородок в густой щетине. Похоже, он решил сменить имидж: помимо новой прически и новой рубашки, еще и перестал бриться. Быть может, он и впрямь однажды заявится в черной коже и с бородой до пояса. Что ж. Парочка татуировок, кольцо в нос — и я буду счастлива выставить его из своей жизни. К великому моему сожалению, даже щетина Стивену к лицу. Ну не издевательство?
— Никак не могу избавиться от мысли, Мелани, что мы сами ему вредим, не отправляя в спецшколу. И вообще, больше так продолжаться не может, с твоими темпами мы очень скоро вылетим в трубу. А ради чего? Сказано же, что он никогда не сможет учиться в обычной школе и никогда не станет нормальным.
Я замотала головой.
Я уже побывала в одном из таких заведений. Едва переступив порог спецшколы, рекомендованной местным комитетом по образованию, я поняла, что Дэниэл мог бы проучиться здесь хоть до конца своих дней — и не произнести ни слова.
— Исключено. Ты с ума сошел!