Дениятос (ЛП)

*Полковые записи, хоть их и нельзя назвать исчерпывающими, не содержат информации о человеке с таким именем, служившим в рядах какого-либо соединения севайнцев.

***

— В судьбе солдата нет места везению, — сказал Дениятос. — Он творит свою судьбу сам.

— Значит, я неплохо справляюсь, — поддержал разговор Фиделион. — Мне выпал шанс пасть на Святой Терре. Сколько гвардейцев могут похвастаться тем же? Бьюсь об заклад — ни один со времен Ереси.

— Ты прибыл, чтобы умереть здесь?

— Я прибыл сюда сражаться, потому что получил приказ, — Фиделион потыкал заскворчавшие на огне рационы. — Так же как и ты, как и все остальные парни. Все мы здесь солдаты. В конце концов, все мы похожи.

— Я не считаю тебя похожим на других гвардейцев, — произнес Дениятос, махнув рукой в сторону остальных севайнцев, занятых отдыхом и чисткой оружия. Они преклоняются пред тобой.

— Для Астартес, ты проявляешь слишком много интереса к делам обычных людей, — ответил Фиделион. Он сказал это без злого умысла, продолжая помешивать «мертвечину». Это было мрачное варево из белка и питательных веществ. Гвардейцы находили какое-то особое веселье в распространении баек о том, что рационы и вправду делают из мяса покойников.

— Меня интересуют качества любого, кого другие называют героем, — сказал Дениятос. — Люди говорят, будто ты убил владыку Друвана и облачился в его шкуру.

Фиделион пожал плечами:

— Было холодно, — просто пояснил он.

— Почему они рассказывают все эти вещи? Что делает тебя особенным? — Дениятос присел на одно колено и теперь лишь немного возвышался над Фиделионом. Космодесантник стал еще более настойчивым. Взгляды гвардейцев, говоривших о деяниях Фиделиона, возбудили в нем любопытство, которое Дениятос не мог понять в полной мере.

— Я не боюсь, — ответил Фиделион. — Меня не сжимает то страх, который заставляет других людей совершать глупости. Даже сражаясь с сильным врагом, я не забываю, что бежать от него, чаще всего опаснее, чем встретиться лицом к лицу. И я помню, за что сражаюсь. Силы, намного превосходящие меня самого, отправили меня на войну во имя Императора. Я верю в то, что сражаюсь по Его воле. Я уповаю на молитву и на лазган, который меня до сих пор не подводил. Пожалуй, это все.

— Другие люди не такие как ты?

— К сожалению, — отозвался Фиделион, — не такие.

Огненные Ястребы, Испивающие Души и Севайнские разбойники были частью сил вторжения в южные регионы Дворца Экклезиархии. В первую очередь, это был такой же отвлекающий маневр, как и захват Грегорианской базилики Имперскими Кулаками. По замыслу командования основные удары одновременно должны были нанести техногвардия и Титаны Механикусов на западном направлении и контингент Черных Храмовников, которые в десантных капсулах должны были обрушиться на кафедральный собор Императора Обожествленного.

Как генерал-фабрикатор Механикусов Гастаф Хедриатикс, так и маршал Черных Храмовников Кефалон рассчитывали взять голову Вандира в качестве трофея. Отвлекающие удары должны были оттянуть силы защитников от собора и зала аудиенций экклезиарха — именно эти две точки рассматривались в качестве наиболее вероятных мест нахождения Вандира. Имперской Гвардии отводилась большая роль в этой кампании — жизнь Астартес ценилась высоко, а в гвардейцах недостатка не было. Они прекрасно подходили для самоубийственных атак на удерживавшиеся Храмовниками и Невестами укрепления, в результате занятые отражением атакующих волн защитники не успевали противопоставить что-либо сваливавшимся на их головы космодесантникам. Гвардейцы гибли тысячами, их истерзанные лаз-огнем и пулями тела лежали в декоративных садах и нефах величественных часовен, плавали в покрасневшей воде зеркальных прудов.

Дениятос отстраненно наблюдал за развернувшейся вокруг него битвой. Астартес должен был быть сочетанием гнева и чести, а в бою его питала ярость самого Императора. Агрессия и нежелание отступать были одними из критериев для отбора в послушники ордена. Дениятос же обладал другим качеством, требовавшим от него анализа героизма Фиделиона, видевшим сейчас битву за Гробницу Малкадора, как совокупность вероятностей.

Сама могила представляла собой массивную плиту из разноцветного мрамора с прожилками, расположенную внутри громадного склепа, с витражного потолка которого падали дымчатые лучики света. Сооружение было вычурным кошмаром — повсюду были каменные завитки и золотые статуи, сотни стилей сталкивались друг с другом и нагромождались один на другой, в результате чего гробница выглядела так, словно была инкрустирована позолоченными ракушками. Вокруг склепа были также расставлены группы статуй — ониксовые и янтарные епископы, протягивающие руки в попытке обрести благословение могилы, лежащие ничком дворяне в нарядах из порфира и агата.