Деникин. Единая и неделимая

Деникин: «Между тем Новороссийск, переполненный свыше всякой меры, ставший буквально непроезжим, залитый человеческими волнами, гудел, как разоренный улей. Шла борьба за «место на пароходе» — борьба за спасение… Много человеческих драм разыгралось на стогнах города в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом».

Из 150 тысяч военных и гражданских в Крым сумели эвакуироваться 35–40 тысяч бойцов со 100 орудиями и до 500 пулеметами. Кубанская армия почти полностью капитулировала перед большевиками — атаман Букретов постарался договориться, после чего бежал в Грузию.

Новороссийская катастрофа — безусловно, самая черная страница биографии генерала Деникина… Рухнуло все, чем он жил, на что надеялся и о чем мечтал. Миноносец «Капитан Сакен» уносил его в Крым. Его единая и неделимая Россия оставалась на новороссийском берегу.

«…Сердцу бесконечно больно: брошены громадные запасы, вся артиллерия, весь конский состав. Армия обескровлена…»

Да и могло ли быть иначе? Удивительная стратегическая близорукость генералов-стратегов и их непоколебимая вера в «московский фактор» сыграла злую шутку с Деникиным и Романовским. Никто из них даже не смог ответить на вопрос: а удержит ли армия Белокаменную, доберись она до нее «хотя бы цепочкою»? Огромный мегаполис с его десятками тысяч вооруженных пролетариев был способен просто «проглотить» белых и растворить их в своем бездонном чреве. Плюс красные отряды с Поволжья, Урала, Украины.

Да и регулярная Красная Армия Троцкого образца 1919 года была уже не чета партизанской Красной гвардии Ленина образца 1918 года. Ставка на то, что красные развалятся под ударами наступающих, а население поголовно будет записываться в ряды Деникина, не сработала — крестьянская страна так и не поняла, что несет ей Доброволия, кнут или пряник. Тем более, что из-за отсутствия четко выраженной идеологии кнута оказалось гораздо больше.

Весьма вероятно, что «Москва» для генерала Деникина стала бы тем же, чем и «Екатеринодар» для генерала Корнилова — огромным братским кладбищем Белой Армии.

По той же причине не смогла бы и сработать стратегия Врангеля — концентрированный удар на Москву одним конным кулаком без поддержки пехоты, техники и тылового обеспечения. Этот план мог бы провалиться еще раньше. Огромные расстояния растворили бы в себе конницу, да и как сама кавалерия может упереться в даже не особо серьезные инженерные сооружения, показал всем Врангель под Царицыном.

Деникину ставят в виду отсутствие четкой политической программы, но был ли иной выход, как не пытаться использовать любые здоровые силы общества для достижения главной цели?

Деникин вспоминал: «Мы не предрешали будущих форм государственного устройства России (монархия или республика), и это обстоятельство вызывало у многих обвинение в лукавстве и скрытом монархизме. Мы противились своекорыстным посягательствам иностранных держав на русское достояние и вмешательству их во внутренние наши дела, и это считалось русскими интернационалистами справа ошибочной политикой, ослабляющей приток иностранной помощи. Мы не могли санкционировать отторжение от России ее окраин, и это обстоятельство вызывало со стороны русских интернационалистов слева обвинение в шовинизме и империализме и лишало нас активной помощи новообразований».

Другое дело, что большевики были куда последовательней своих противников в достижении поставленных задач. Если большевистская диктатура своей беспощадностью, решительностью и беспринципностью смогла заставить массы пойти за собой силой штыка и сытостью пайка, то мягкая диктатура Деникина так и не смогла продемонстрировать Доброволии ни кнута, ни пряника. Лишь озлобила своей половинчатостью и мягкотелостью.