Деникин. Единая и неделимая

Перед войсками он держал себя просто, без всякой театральности. Его приказы были краткие, лишенные «огненных слов», но сильные и ясные для исполнения. Он был всегда спокоен во время боев и всегда лично был там, где обстановка требовала его присутствия. Его любили и офицеры, и солдаты… Он никогда не ездил на поклон к начальству. Если его вызывали в высокий штаб по делам службы, то он держал себя со своими высшими командирами корректно, но свободно и независимо. Он не стеснялся в критике отдававшихся ему распоряжений, если они были нецелесообразны, но делал это мягко, никого не задевая и не обижая… Деникин всегда расценивал обстановку трезво, на мелочи не обращал внимания и никогда не терял духа в тревожную минуту, а немедленно принимал меры для парирования угрозы со стороны противника. При самой дурной обстановке он не только был спокоен, но готов был пошутить, заражая других своей бодростью. В работе он не любил суеты и бессмысленной спешки… В частной жизни генерал Деникин был очень скромен, никогда не позволял себе никаких излишеств, жил просто, пил мало — рюмку-две водки, да стакан вина. Единственным его баловством было покурить хорошую сигару, в чем он понимал толк… В товарищеском кругу он был центром собрания… так как подмечал в жизни самое существенное, верное и интересное и многое умел представить в юмористической форме».

Сам комфронта Брусилов с подачи советской редактуры был как обычно резок. В его характеристике Деникин «не без хитрости, очень самолюбив, честолюбив и властолюбив. У него совершенно отсутствует чувство справедливости и нелицеприятия: руководствуется же он по преимуществу соображениями личного характера. Он лично храбрый и в бою решительный, но соседи его не любили и постоянно жаловались на то, что он часто старается пользоваться плодами их успехов». Надо полагать, под «соседями» Брусилов имел в виду его старую «луцкую» свару с генералом Зайончковским, который, как и он, перешел на службу в Красную Армию и стал профессором Военной академии имени Фрунзе. Нет сомнений, что уж он-то преподавал слушателям опыт сражения под Луцком так, как ему надо было.

«Политик плохой, в высшей степени прямолинейный, совершенно… не принимавший в расчет обстановку, что впоследствии ясно обнаружилось во время революции», — добавлял о Деникине Брусилов. Заметим, что как раз политиком Деникин себя никогда не считал, он всегда был в первую очередь военным. А о том, как он понимал обстановку, свидетельствуют его награды и успешное командование в ходе всей мировой войны.

В сентябре 1916 года он получил 8-й армейский корпус, оставив «железных стрелков», которые под его командованием за эту войну взяли 70 тысяч одними пленными и 49 орудий.

Его корпус перебрасывался на поддержку так некстати и неудачно ввязавшейся в мировую бойню Румынии, в мгновение ока разбитой двумя немецкими армиями Эриха фон Фалькенхайна и Августа фон Макензена. Треть румынской армии угодила в плен, был сдан Бухарест, и лишь срочная переброска на Дунай трех русских армий из состава Юго-Западного и Западного фронтов смогла остановить наступление немцев.

Второстепенный театр военных действий позволил 44-летнему Деникину сделать относительную передышку в боевых операциях и попытаться навести порядок в личной жизни, где после смерти матери зияла оглушительная пустота.

Романтическая история любви и женитьбы прославленного генерала опутана облаком тайн. По признанию его дочери Марины, отец познакомился с будущим тестем случайно, когда служил еще в польской Беле, во 2-й артиллерийской бригаде. Когда он был на охоте, то вдруг услышал чей-то крик о помощи. Кричал мужчина, который выстрелом ранил кабана, но разъяренное животное набросилось на него, и тому пришлось повиснуть на ветке, не успев перезарядить ружье. Опытный офицер кабана добил, после чего познакомился со спасенным — им оказался местный налоговый инспектор Василий Чиж. Тот тут же пригласил Деникина к себе в дом на крестины дочери Ксении, как оказалось впоследствии, его будущей жены. Марина Деникина пишет о матери: «После русско-японской войны ее родители развелись. Отец тогда вернулся с фронта и узнал, что Ася (домашнее прозвище Ксении Чиж. — Прим. автора) остается с дедом и бабушкой. Деникин был уже полковником, когда его назначили в Варшаву, а Асю поместили в школу для благородных девиц в том же городе. Ее мать, выйдя замуж, попросила Деникина, раз он все равно в Варшаве, по воскресеньям выводить девочку на прогулку — ей тогда было лет 12–13. Он и водил — сперва заставлял ее вычистить ногти, а следом вел в кондитерскую, гулять. Потом папа был назначен под Самару, они не виделись долгое время. Незадолго до начала войны проезжал через местечко, где Ася жила, решил заглянуть — ей тогда было уже под восемнадцать. И влюбился. Она — совсем нет: Ася обожала одного высокого блондина, а папа мой был среднего роста и брюнет, впоследствии и вовсе лысый. Но ее жениха убили, кажется, на десятый день войны. И она вспомнила о старом друге — Ася знала, что симпатична ему. Написала. Он ответил».