Деникин. Единая и неделимая

Появился ряд грабителей, ставших во главе белых войск: они были удобны крупному чужеземному капиталу, так как без зазрения совести готовы были на все сделки… Как бы то ни было, но в Добровольческой армии начался развал: пролетариат и беднейшее крестьянство ясно были против нее, мелкая буржуазия сильно разочаровалась и стала отходить в сторону. В войсках началось дезертирство. Усилились грабежи, участниками которых были лица даже высшего командного состава. Движение потеряло всякую идейность, и все совершалось во имя личного благополучия или тщеславия. Армия дошла до Орла, откуда безудержно покатилась к югу».

После ухода англичан из Баку, Тифлиса и Петровска, чтобы свято место пусто не было, туда мигом нагрянула Турция. Восстал Дагестан во главе с шейхом Аварии Узун-Хаджи Салтинским. Поддержанный турками, он объявил о создании Северо-Кавказского эмирата со столицей в чеченском ауле Ведено. При этом шариатским эмиром и имамом стал, естественно, сам Узун-Хаджи, но в качестве протектора склонил выю перед «Халифом, Его Величество Оттоманским императором Магометом Вахиттом Дином Шестым». Интересно, что в качестве шариатских наибов у эмира были одесский большевик Николай Гикало и один из лидеров светской Горской республики Асланбек Шерипов.

У Деникина совершенно не было никаких свободных сил, чтобы отвлекать их на разгон армии Узун-Хаджи (60–70 тысяч). Тоже решено было оставить на «после Москвы».

В довершение чисто политических просчетов Деникин вообще отказался о чем-либо договариваться с Петлюрой, параллельно вошедшим в украинскую столицу. Или «единая и неделимая», или пошли вон из Киева. Генерал фон Бредов (немец) заявил командиру галицийской ударной группы генерал-четару Антону Кравсу (немцу), что «Киев — матерь городов русских и украинским городом не будет никогда», а ежели Петлюра желает бить большевиков дальше, то пусть он подчиняется Деникину или складывает оружие. Тем более, радостные галичане в припадке самостийной лихости сорвали со здания киевской думы и растоптали белогвардейский триколор. Командовавший 1-й гвардейской пехотной бригадой генерал-майор Максимилиан фон Штакельберг (остзейский немец) при поддержке командира 2-го Сводно-гвардейского пехотного полка полковника Александра Стесселя (немец, сын знаменитого коменданта Порт-Артура генерал-лейтенанта Анатолия Стесселя, позорно сдавшего крепость) бесцеремонно выставил из Киева весь 1-й корпус галичан полковника Осипа Мыкитки (украинца).

Петлюра обиделся, что его всерьез не воспринимают ни Антанта, ни большевики, ни поляки, ни белые, и объявил войну ВСЮР. Именно это и сподвигло «головного атамана» на соглашение с Махно, которого Слащев отрезал от Гуляй-Поля и Александровска, загнав аж до Умани. Батька вновь перекрасился и стал служить галичанам, пока сама Галицийская армия не перешла на службу к красным.

Деникин вышел из себя и поручил генералу Шиллингу (немец) разобраться с галичанами. Тот быстро вытеснил «жовто-блакитных» за Днепр, взял Житомирский железнодорожный узел и Тульчин, загнав в кольцо 3-ю Железную дивизию УГА.

Интересно, что Начальный комендант (главком) Галицийской армии генерал-четарь Мирон Тарнавский (капитан германского рейхсвера) по собственной инициативе прекратил войну и начал в ноябре переговоры с деникинцами о заключении военного союза против красных. Президент Западно-Украинской народной республики Евгений Петрушевич (австро-венгерский политик) отстранил его от командования УГА и предал суду. Однако суд признал действия Тарнавского оправданными и направленными во благо армии, и освободил генерала из-под ареста.

Только во время Гражданской войны можно было наблюдать, как за интересы России яростно бьются немцы с различных враждующих сторон.

Постоянные изнурительные, пусть и победные бои стоили Деникину огромных потерь. На направлении главного удара армия была до крайности истощена. К 1 декабря 1919 года в госпиталях и лазаретах Дона и Кубани на излечении находились 42,7 тысячи раненых и больных солдат и офицеров. Сил не хватало, чтобы вывезти раненых с фронта. Смерть от гангрены стала повсеместной, санитарные потери ужасали. Вовсю свирепствовал сыпной тиф, выкашивавший целые подразделения сначала красных, а по мере продвижения белых к Москве — и их. Медикаментов не хватало.