Деникин

В училище неукоснительно соблюдалось еще одно из педагогических требований генерала Драгомирова — интенсивность учебного процесса. Заметим сразу: осваивал учебную программу Деникин хорошо. Свидетельство тому — его производство за отличные успехи в унтер-офицеры уже через семь месяцев после поступления (см. Приложение 2). Правда, здесь необходимо внести некоторую ясность. Генерал вспоминает, что его якобы на первом курсе из-за шероховатостей в личном поведении не произвели в училищные унтер-офицеры. Это случилось лишь по окончании второго курса, незадолго до производства в офицеры. Однако послужной список Деникина, сохранившийся в РГВИА[17], свидетельствует: Антон Иванович ошибся.

В то же время в системе обучения будущих офицеров наблюдался удивительный перекос: из 18 предметов обучения только 4 были гуманитарными (Закон Божий, русский язык, история, история русской армии). Подобная односторонность не лучшим образом сказывалась у обучающихся на понимании гуманитарных проблем.

Юнкерам не преподавалась наиважнейшая учебная дисциплина — военная психология и педагогика. Хотя генерал Драгомиров в своем знаменитом «Учебнике тактики» всемерно подчеркивал, что так нужно знать солдата, как знал его Суворов. Особенно прославленный военный педагог указывал именно на значение доверия солдат к офицерам. Та армия, в которой офицер пользуется доверием солдат, по словам генерала Драгомирова, представляет «высшую степень совершенства армейского организма». А как такого можно достичь, не опираясь на знания военной психологии и педагогики? Но в стенах военных училищ юнкера не получали элементарных навыков работы с людьми и, став офицерами, не знали, как обучать и воспитывать солдат.

Но тем не менее именно в стенах училища Антон Иванович приобрел возможность стать высококлассным профессионалом. Помогла личная целеустремленность будущего военачальника, широта его интересов. Деникин удачно сочетал усвоение учебной программы с систематическим и настойчивым самообразованием. Это позволило ему, по личной оценке, окончить училище с «достаточными специальными знаниями для последующей службы».

В основу формирования нравственности юнкеров были положены: воспитание истинно русского патриотизма, любовь к Отечеству и государю, готовность защищать их не щадя жизни; привитие норм поведения, соответствующих Кодексу офицерской чести, начинавшемуся с таких слов:

«Офицер есть благородный защитник Отечества, имя честное, звание высочайшее. Честь — его внутреннее достоинство, верность, доблесть, благородство души, чистая совесть, почет и уважение».

При этом юнкеров всячески оберегали от политики. Такая стратегия царского правительства вполне объяснима. В любой армии мира место офицера в строю, а не на трибуне партийного собрания. Но русская общественно-политическая жизнь бурлила, а царское правительство, пытаясь заблокировать проникновение политики в юнкерскую казарму, сделало ставку исключительно на жесткую воинскую дисциплину и максимальную изоляцию будущих офицеров от внешнего мира.

Власть имущие твердо верили, что их меры по отгораживанию армии от политики достаточно эффективны. И тому имелись некоторые основания. Студент Петербургского университета Н. Лепешинский, брат известного социал-демократа, был исключен из университета за революционную деятельность без права поступления в какое-либо учебное заведение, словом — с «волчьим билетом». Лепешинский сжег свои документы и держал экзамены за среднее учебное заведение экстерном, в качестве имеющего домашнее образование. Получив свидетельство, поступил в Московское военное училище. После нескольких месяцев обучения он был вызван к инспектору классов капитану Лобачевскому:

— Это вы?

Лепешинский побледнел: на столе лежал список политически неблагонадежных лиц, периодически рассылаемый министерством народного просвещения, и в нем — подчеркнутая красным карандашом его фамилия…

— Так точно, господин капитан.

Лобачевский посмотрел ему пристально в глаза и сказал:

— Ступайте.

И больше ни слова.

Велика должна была быть уверенность Лобачевского в «иммунитете» военной школы, чтобы не применять санкций против Лепешинского. В данном случае он не ошибся: юнкер из «черного списка», став офицером, служил усердно, в японскую войну дрался доблестно и был сражен неприятельским снарядом.

Однако можно привести и массу других примеров диаметрально противоположного характера. Ведь не на пустом месте, скажем, взросли несколько сотен офицеров, преданных суду по политическим составам преступления в 1904–1907 годах.