Читаем Деникин полностью

«Я совершенно согласен с вами, — писал Деникин анонимному оппоненту, — что над Россией нависли грозные тучи со всех сторон… Теперь уже открыто говорят о разделе».

Такая оценка вызвала критику во многих эмигрантских газетах. Это не без удовлетворения отметил в своем дневнике фон Лампе. Вместе с тем газета «Русь», полемизируя с газетой Керенского «Дни», писала 1 мая 1928 года:

«Генерал Деникин, спасший Россию в степях Кубани не из окна бронепоезда, а из сомкнутых цепей добровольческих дружин, призывает не к братанию с коммунистами, а к неустанной работе, направленной на свержение советской власти».

Многих в эмиграции смутили призывы Деникина о защите родных очагов. Генерал, однако, не отказался от своего воинствующего антикоммунизма. Его позиция стала приобретать определенную стройность, о чем свидетельствуют публичные выступления 1930-х годов.

Главная мысль Антона Ивановича — оказать поддержку Красной Армии в случае нападения на СССР, но после этого обеспечить ее выступление против большевистского режима:

— Рано хоронить еще Россию! Освобождение России, а не завоевание России, с народом, а не против народа. Свержение советской власти при всех обстоятельствах. Благодарность тем иностранным державам, которые подлинно желали бы помочь России, и отпор захватчикам и расчленителям.

Подобная позиция Деникина перекликается с «новой тактикой» Милюкова. Говоря же о поддержке Красной Армии в случае агрессии, генерал одновременно допускает возможность интервенции, если она будет на пользу России. И тут же утверждает, что «мы не можем идти в ногу с захватчиками русской земли». Милюков в своей «новой тактике» подобных противоречий не допускал.

Противоречивая позиция Деникина встречает неприятие в определенных кругах белой эмиграции. После интервью парижской газете «Petin arhal», где Антон Иванович называл изменниками всех, кто желает поражения Советской России в войне, он был подвергнут резкой критике в журнале «Часовой». Его позиция была названа «охотой за двумя зайцами».

Полемика Деникина с Милюковым о путях русской эмиграции заинтересовала советскую разведку.

В одном из докладов Разведывательного управления РККА высшему военно-политическому руководству СССР отмечалось, что Милюков создает в Париже оборонное движение, которое ставит целью объединение эмигрантов и содействие в меру возможностей обороне СССР. Это движение поддерживает Деникин.

Но Разведывательное управление РККА оценило это явление с моей точки зрения однобоко, классифицировав его как проявление дальнейшего разложения эмигрантской среды[149]. Шагов к поиску точек соприкосновения с левыми кругами эмиграции с советской стороны не последовало.

Парадокс состоял в том, что в отличие от Милюкова, решительно не веря в патриотический потенциал советской власти по защите России, генерал Деникин одновременно все больше проникался искренней симпатией к Красной Армии. На одном из публичных докладов, вспоминал реэмигрант Л. Любимов, он обрушился на тех, кто утверждал, что стоит только гитлеровским дивизиям хлынуть через советскую границу, как Красная Армия обязательно побежит.

— А может, не побежит! — патетически воскликнул Антон Иванович. — Храбро отстоит русскую землю, а затем повернет штыки против большевиков.

Эклектика Деникина состояла еще в том, что он не верил в советский патриотизм личного состава РККА, хотя не раз заявлял, что и «под советским мундиром может биться русское сердце».

Поиски «двойной задачи» — это не метания обанкротившегося деятеля, не попытка уйти от борьбы через компромисс, в котором нужно было бы совмещать несовместимое. «Двойная задача» Деникина была по-своему им аргументирована, нашла поддержку в определенных кругах белой эмиграции. Но она была утопичной.

Утопизм «двойной задачи» усугублялась тем, что бывший вождь Белого дела, будучи ярым антисоветчиком, упорно не хотел замечать позитивные изменения, происходившие на его Родине. Налицо догматизм мышления. Причем догматизм, который, как это не парадоксально, проявлял деятель, имеющий неординарные аналитические способности. Что ж, ненависть, увы, может только ослеплять…

Трудно поверить, что Антон Иванович не слышал о достижениях Советского Союза. В то время на Западе об этом говорили во весь голос. Уолтер Липман писал еще в 1928 году:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное