Денис Артемьевич Владимиров

Позже я узнал, что имя «Денис» расшифровывается как «склонный помогать другим» – это Владимиров оправдал на 200 процентов.

И, кроме того, греческий бог виноделия Дионис иногда представал в иной ипостаси – был Бахусом, то есть богом пьянства.

Последняя трактовка кажется мне 1 000 раз верной, а тему я раскрою в следующих главах.

7

Владимиров было для меня таким же атрибутом детства, как сосед по лестничной площадке дядя Анвар (Анвар Исламович Мансуров) или молочница тетя Лена, каждый день сидевшая у бочки перед гастрономом через дорогу.

(Написав это предложение, осознал, что само слово «гастроном» сейчас покажется чужим большинству молодых читателей… хотя вряд ли эту книгу станут читать молодые.)

Не виденный никогда в жизни…

(Или, возможно, виденный бессознательно году в 1960-61-м, во время одной из поездок на родину бабушки под город Череповец при ленинградском транзите.

В ту пору, когда мы познакомились, как маленькие щенята, с Миланой, дочерью Игоря Николаевича и Елены Александровны Максимовых.

О чем в 1984 году, на банкете по поводу защиты моей диссертации, завкафедрой математической физики матмех факультета ЛГУ профессор Нина Николаевна Уральцева напомнила на радость всем:

– Виктор с Миланой – одногоршечные брат и сестра!

И была права.)

Не имев осознанного образа, Владимиров был «дядей Денисом».

Как «тетями» и «дядями» оставались все взрослые, вызывавшие симпатию и уважение. Например, «дядя Саша» – народный художник БАССР Александр Данилович Бурзянцев, муж маминой одноклассницы (и тоже математика) тети Литы; «дядя Ахмет» – уже упоминавшийся старый дедов друг А.В.Янгуразов (сидевший в 1937 и выпущенный после письма Сталину, отправленного на волю в мундштуке папиросы «БеломорКанал»…) И даже мамин дядя, брат моей бабушки Серафим Александрович Хабаров, проходил как «дядя Сима».

«Дядя Денис» находился в разряде добрых персонажей – как Буратино, Чиполлино, мышонок Пик или медвежонок Егорка.

Тому было много причин.

Я родился в 1959 году, мама защитила диссертацию в 1961-м. Все время после окончания аспирантуры она регулярно ездила в Ленинград. Сначала к своему научному руководителю профессору Николаю Андреевичу Лебедеву (1919-1982), потом по делам, связанным с процессом получения документов. И общалась с сокурсниками-ленинградцами, от которых ее отделяло еще совсем немного лет: Тасей Тушкиной, Леной Быковой-Максимовой и, конечно, Денисом Владимировым.

Мама продолжала летать в Ленинград и позже. Часто, привозя новую немецкую модель самолета или красивую книжку с фотографиями животных, говорила, что это «от дяди Дениса».

Про Владимирова мама мне и рассказывала – чем дальше, тем чаще вспоминая матмеховские годы.

(Одним из первых впечатлений о матмехе ЛГУ было упоминание о женщине, которую звали

Изида Пантелеймоновна Пипунырова.

Не помню, кем она была; кажется, работала в деканате – осталась лишь секвенция И – О – Ф, подобной которой я не знаю.)

В годы учебы мама была полностью счастлива.

У нее имелось будущее: любимая математика, любимый матмех, любимые преподаватели (например, Григорий Михайлович Фихтенгольц (1988-1959)), любимые сокурсники, любимый жених (мама упоминала его как «Геню», только я не удосужился уточнить, был он Геннадием или Евгением, не говоря о фамилии).

И был верный друг Денис, какие выпадают по жизни далеко не каждому.

Вырастая сиротой, я долгое время не ощущал материальной ущербности: став доцентом Башгосуниверситета, мама зарабатывала хорошо. Да и дедушка еще какое-то время оставался начальником, потом получил персональную пенсию союзного значения (установленная единожды в размере 140 рублей и не подлежавшая индексации, к концу жизни она стала скромной, но в 60-е годы была солидной). Но тем не менее Денис Артемьевич, оправдывая трактовку имени, никогда не упускал случая послать мне маленький подарок.

Ведь, тонкий и глубокий как никто, он знал, что материальное оставалось материальным, а живое человеческое участие порой оказывалось выше прочих благ.

По маминым рассказам (и по его подаркам) Денис Артемьевич Владимиров представлялся мне…

Кем он представлялся тогда, сказать трудно.

Сейчас (обращаясь к визуальной параллели с актерами) я понимаю, что видел маминого сокурсника в образе… На самом деле ни в каком образе я его не видел, он был слишком велик даже мысленно.

У мамы в Ленинграде имелись старые друзья Брускины: Итта Хаши-Гиршевна (потерявшая руку в 1 мировую войну и носящая странное отчество лишь потому, что полуграмотная паспортистка неправильно переписала составное имя отца Хаим-Гирша), ее незамужняя младшая сестра Рива и совсем младшая Перла с мужем Давидом Юдовичем.