Департамент фаворитов

Но комната фаворитов также была пуста.

Екатерина решила дождаться Мамонова и сделать ему строгий выговор. Она не ложилась и ждала.

Наконец он явился.

— Где вы, милостивый государь, пропадать изволили, нерачительны вы стали к службе отечеству и государыне, — игриво сказала она.

Она любила игривость и на склоне лет.

Но когда она протянула ему свои объятья, Мамонов не двинулся.

— Матушка-государыня, я всегда был откровенен… Я не могу больше нести свои обязанности при особе вашего величества.

Этого оскорбления Екатерина не ожидала. Он смеет первый от нее отказываться!

К этому Екатерина не привыкла. Все, кроме Ланского, изменяли ей. Но они скрывали свои приключения, боялись потерять милость государыни и не выходили из границ верноподданнического повиновения. В своем самодержавном деспотизме Екатерина желала закрепостить и сердца своих подданных.

— В чем дело, милостивый государь? — гордо спросила она. — Вы забываетесь.

— Я полюбил другую, ваше величество.

— Кого?

— Княжну Елисавету Щербатову. Я прошу разрешения вашего величества на брак с нею, который в настоящее время является необходимостью.

— Хорошо. Я разрешаю. Но предваряю вас, что считаю вас государственным преступником. Зная, сколь моя жизнь нужна для России, вы расстраиваете свою государыню, которой нужно полное спокойствие и равновесие для государственных дел.

Мамонов смущенно поклонился и убежал.

А Екатерина глухо зарыдала, думая о том, что глупая, неразвитая девчонка, едва появившись во дворце, отбила у нее, гениальной, философски образованной женщины, венценосной императрицы, любимого человека. А почему? Потому что ей семнадцать лет.

Ни ореол царского венца, ни сияние гения, ни мудрость, ни красота души — ничто не в состоянии соперничать с молодостью!

Императрица вспомнила дворцовую горничную, в которую влюбился Потемкин. Она тогда попросила Шешковского убрать ее куда-нибудь. Но она вовсе не требовала, чтобы ее убили, она требовала, чтобы девушка была заключена куда-нибудь навеки за то, что осмелилась соперничать с государыней… Чтобы она не могла никогда выйти из заключения.

Шешковский перестарался. Он замуровал девушку в стену. Она никогда оттуда не выйдет. Но разве государыня виновата, что у нее слишком старательные слуги? Разве она просила убить Петра III? Никогда. Орловы сами это сделали. В конце концов ведь нельзя их обвинять за то, что они любят государыню и не щадят ничего, оберегая ее душевный покой, столь необходимый ей для несения государственных трудов.

Екатерина вздохнула. Мамонов далеко не такой, как Орловы и Шешковский. Он нанес ей жесточайшее оскорбление. А как он смотрел на нее! Она читала в его глазах нескрываемое, очевидно, давно таившееся в глубине его души отвращение. И что же? Он будет наслаждаться счастьем с молодой женой!.. Будет ей рассказывать о том, как бросил, оттолкнул ради нее гордую императрицу, северную Семирамиду, красоту и мудрость которой воспевали все поэты и философы мира. Вольтер, Дидро и Гримм ей поклоняются. Державин поет ей оды, как Фелице, и сонеты, как женщине. А какой-то Мамонов бросает ради ничтожной, пустой и ветреной девчонки победоносную устроительницу русской земли, продолжательницу Петрова дела… Надо отомстить…

Но как? Отравить Щербатову? Конечно, это очень легко.

Но Мамонов и другие догадаются. И, наконец, не надо больше крови, не надо смерти.

Смерть разве наказание? Смерть — покой, небытие. А ей хочется наказать дерзкую так, чтобы она всю жизнь помнила нанесенное ей оскорбление.

Императрица долго думала и наконец выдумала.

Свадьба Мамонова по желанию императрицы была отпразднована пышно и весело. Государыня уже утешилась как любовница. Анна Нарышкина представила ей Платона и Валерьяна Зубовых. Оба брата произвели на царицу чарующее впечатление, и оба сделались ее фаворитами.

Но оскорбленная царица утешиться не могла.

Конечно, она не показала Лизаньке своей ненависти. Она подарила Мамонову три тысячи душ крестьян в виде свадебного подарка. Надо же заботиться о народе и дать народным душам хозяина в чьем-нибудь лице…

Лизаиькя. Щербатова была тронута добротой государыни, которая сама одевала ее к венцу и подарила молодой десять тысяч рублей золотом, на счастье жениху — два бриллиантовых кольца для обручения огромной стоимости.

Лизаньке даже было жаль, что она обидела государыню и венчается с ее фаворитом. Под венцом она все плакала.

Поздравив молодых и выпив шампанского за их благополучие, Екатерина удалилась в свои покои.

Через четверть часа к Мамонову явился дежурный офицер с приказом немедленно оставить Петербург с молодой женой. Тут же ему был передан пакет с миниатюрным его собственным портретом, который царица всегда носила на груди. Портрет был изуродован.

Мамонов с женою поселился в Москве и весь отдался своему счастью.

Через две недели, которые пролетели в сладком и уютном уединении, молодые однажды гуляли в парке, потом вернулись в свою спальню, предвкушая новые наслаждения любви.

Неожиданно из темноты выскочили солдаты. В один миг граф и графиня были связаны.

Мамонов закричал, но знакомый голос сказал ему: