В Венесуэле время бежало так же стремительно, как и в России. Уже начало вечереть, когда капитану Альваресу позвонил полковник Санчес. Он предпочитал общаться только со своим капитаном, который лучше справлялся с обязанностями переводчика, чем Кирпичников. Все же испанский язык подполковника оставлял желать лучшего, и Санчесу трудно было понимать русского офицера правильно. Да и сам Владимир Алексеевич с явным усилием воспринимал быструю и темпераментную речь полковника, который к тому же иногда начинал заикаться.
Альварес для разговора привычно отошел в сторону и вернулся только тогда, когда убрал трубку в чехол. Еще на половине дороги к костру он сделал знак рукой Владимиру Алексеевичу, словно просил подождать, и начал отдавать распоряжения своим коммандос, которые сразу же разбежались в разные стороны. Только после этого Хулио Сезар подошел к группе российских офицеров.
– Господин подполковник, вертолет уже возвращается. Я приказал подготовить костры на случай, если он прилетит в темноте. Нашего генератора не хватит на мощный прожектор, поэтому подсветить тростник, кроме костров, нечем. Но мы еще до вашего приезда встречали здесь тот же самый вертолет с кострами. Пилот сориентируется.
– Да, я видел следы кострищ, – сказал Кирпичников. – И понял, что вы принимали в темноте вертолет. А зачем он сейчас вылетел? Не мог подождать до утра?
– Полковник Санчес настаивает, чтобы мы вернулись с рассветом. Просит непременно поторопиться. Объяснять по телефону он не стал – у нас отсутствует контроль прослушивания. Все данные привезет вертолет.
– Будем ждать, – согласился Владимир Алексеевич. – Это недолго.
Вертолет приближался одновременно с темнотой. И звук двигателя стал различим как раз тогда, когда темень подступила вплотную, уже полностью накрыла сельву, но еще оставила немного света на открытых местах. По берегу речки, на подступах к зарослям тростника запылали пять костров, полукольцом охватывающих предполагаемое место посадки. Пилот, видимо, хорошо помнил, куда садиться, и потому приземлился сразу.
К вертолету опять поспешил капитан Альварес, но скоро вернулся с пакетом в руках. Пакет распечатал уже при Кирпичникове, сначала просмотрел содержимое сам и лишь потом, при повторном чтении вслух, принялся переводить.
Хорошо, что полковник Санчес догадался не пересылать целиком все протоколы допросов пленников, но он и без того в изложении собрал в одну кучу все разрозненные факты. У человека, не привыкшего делать анализ на ходу, голова пошла бы кругом от обилия информации. Впрочем, Кирпичников знал, какие конкретно данные ему требуются в настоящий момент. Он специально их запрашивал, составляя перечень вопросов, переданный полковнику. И теперь пришел исчерпывающий ответ.
– Утро вечера мудренее. Ложимся отдыхать до рассвета. Завтра предстоит тяжелый день. Порядок в лагере обеспечит Альварес, – распорядился подполковник, с трудом удерживая себя от желания еще раз позвонить домой, и сразу направился в свою палатку.
Наконец-то и сам Кирпичников почувствовал усталость, и уснул сразу, как только лег. У него, естественно, усталость была не физическая, как, скажем, у Лукошкина, который отшагал десять километров в одну сторону, на обратном пути участвовал в рукопашных схватках, потом вместе с коммандос сидел в засаде и вернулся на базу последним. Тем не менее, и психологическая усталость брала свое. Мало того, что он командовал весьма рискованной операцией в чужой стране, но еще и никак не мог дозвониться домой.
Проснулся подполковник сразу, как только часовой пошевелил полог палатки и едва слышно кашлянул.
– Уже пора? – по-испански спросил Кирпичников.
– Рассветает, господин полковник.
– Спасибо. Я встаю. Разбуди капитана Альвареса.
– Он уже поднялся.
Выйдя из палатки с полотенцем в руках и спускаясь к реке, Владимир Алексеевич увидел, как один за другим, тоже с полотенцами в руках, выходят из своих палаток остальные члены его группы. Отдельная палатка была только у самого командира и у Тамары Васильевны; остальные располагались в больших палатках вместе с венесуэльцами. Но встали они раньше коммандос, за исключением капитана Альвареса, который даже успел умыться. Тамара Васильевна, как и полагается женщине, вышла последней. Встретились россияне уже на берегу.
– Устал я за монитором сидеть, – пожаловался Костя. – Мне бы сейчас марш с полной выкладкой…
– Будет тебе марш, – категорично, как отрубил, сказал Валеев, со сна чем-то основательно недовольный. – Командир обещает.
Кто сказал Валееву, что группу ждет марш, было непонятно. Об этом даже капитан Альварес еще не знал. Но Бахтияр, представляя общую задачу, вполне мог предположить, каким после вчерашнего начала будет сегодняшнее продолжение.
– Если личный состав просит, придется обеспечить, – фыркая от удовольствия, сказал Владимир Алексеевич. – Будет, скорее всего, и полет, и марш. Попрошу всех на него настроиться. Но темп придется выдерживать не по своим меркам. Вы понимаете, о чем я.
– Венесуэльцы, – вздохнул, сказал подполковник Денисенко.