– Я посылаю тебя к Дуку-Доку. Ты видишь, что нас здесь мало. Пусть он приходит сюда со своими людьми. Я пришел говорить с ним, а не убивать. Пусть он берет в два раза больше людей, чем нас, в три раза…
– Я пошел, – согласился индеец. – Я бегом побегу. Ты в спину мне не стреляй. В спину стрелять нехорошо.
– Приведи ко мне Дуку-Доку и не надоедай.
Индеец вдруг резко вскочил и нырнул в кусты. Он не побежал по тропе, где его было бы видно. Было слышно, как он проламывается через сельву и торопится быстрее добраться до деревни. Похоже, он не слишком доверял людям, которые его отпустили. Но вот стоило ли доверять индейцу – этот вопрос оставался открытым.
– «Батыр», я – «Первый». Посматривай за обстановкой.
– Отслеживаю. Я слышал разговор. «Первый», ты слишком рисковый.
– Это «Конкистадор», – вклинился Альварес. – Все нормально. Индейцы народ честный. Белым они не верят, но сами не обманывают. Он приведет Дуку-Доку.
– Будем ждать. «Батыр», страхуй нас.
– Понял. Работаю. Индеец прибежал в деревню. Мимо высокого американца пробежал – того, которого я посчитал Томасом Коном. Ищет второго высокого. Да, нашел его около причала. Объясняет. Дуку-Доку взял индейца за горло. Что-то спрашивает. Швырнул в кусты. Отдал команду, пошел в вашу сторону. Через площадь. Американец что-то кричит ему, Дуку-Доку отмахивается. Американца с собой не берет. С ним только три человека. Отважный парень! Ждите…
Дуку-Доку появился на повороте тропы. Высокий, ростом немногим меньше двух метров, что вообще редкость для местных индейцев, широкоплечий, мосластый, физически, видимо, очень сильный, он шел стремительным широким шагом и не замедлил движения, когда увидел на тропе впереди вооруженных людей. Дуку-Доку не ведал, что такое сомнения, и не понимал в принципе, что такое страх.
Кирпичников вышел навстречу вождю повстанцев. Рядом встал Лукошкин, сразу заняв удобную позицию для нанесения удара. Со стороны это могло показаться не позицией бойца, а просто позой человека свиты командира. В действительности Сергей уже рассмотрел и фигуру вождя, и определил его манеру передвигаться, и знал, как с таким противником себя вести.
– Это ты не побоялся назначить мне встречу? – не доходя трех шагов, на ходу спросил Дуку-Доку, глядя одновременно и насмешливо, и грозно. – Или храбрый, или безумный…
– Это ты не побоялся прийти на встречу со мной? – с улыбкой спросил Кирпичников. – Впрочем, когда жить захочешь, на любую встречу бегом побежишь.
Дуку-Доку остановился, подошел к нему вплотную и посмотрел сверху вниз.
– Ты считаешь себя таким грозным?
– Вопрос не в том, каким я себя считаю, а в том, каким я считаю тебя.
– Вот как… И каким же ты меня считаешь?
Дуку-Доку говорил по-испански с легким акцентом, присущим всем аборигенам, но, судя по лицу и фигуре, он не был чистокровным индейцем. Впрочем, акцент был присущ и метисам. Владимиру Алексеевичу, изучавшему классический испанский, было бы трудно понимать вождя повстанцев, если бы не достаточно долгое общение с никарагуанцами, которые говорили примерно с таким же акцентом. И потому речь Дуку-Доку он понимал.
– Я считаю тебя глупым.
Вождь напрягся, готовый взорваться, но сдержался. И ответил с насмешкой:
– Вообще-то я университет почти закончил. И никто не считал меня глупым.
– Разве умный человек будет так подставляться под американцев?
– Чем тебе американцы не угодили? Они – мои друзья и гости.
– Они не твои друзья. Они друзья колумбийского правительства, с которым ты воюешь.
– Это еще нужно доказать.
– Докажу. Сегодня же. Двумя способами. Во-первых, не ходи сегодня с Коном. Как только твоя группа собьет самолет, она будет уничтожена колумбийским спецназом. Вы сделаете свое дело и станете не нужны американцам. А в самолете, который вы собьете – вернее, который собираетесь сбить, – губернатора не будет. Там будут простые, ни в чем не повинные люди. Их просто подставляют ваши власти и американцы, чтобы обвинить тебя и венесуэльцев.
– При чем здесь венесуэльцы?