Департамент Х. Прощальная молитва

– Пока только то, что он, в отличие от второго имама села, последователя тариката, является ваххабитом. Ваххабизм – религия не запрещенная, и сам по себе не может вызывать подозрений. Но некоторые односельчане часто называют имама амиром, а это уже предполагает его причастность к боевикам. Однако данные не проверены. Велика вероятность, что так называют его вооруженные охранники, круглосуточно держащие под контролем его дом и мечеть.

– А что, на наличие вооруженных людей в селе участковый внимания не обращает? – спросила Ставрова.

– Тамара, это же Кавказ... – невозмутимо заметил Радимов. – Там мужчина не будет чувствовать себя мужчиной, если у него нет автомата. В любое село можно войти – и разоружай. Только это бесполезно, через день вооружатся снова.

– И в таком месте нам работать... – вздохнула Тамара, смиряясь со своей участью.

– Именно вам и работать, – подтвердил полковник Градовокин. – А нам – подготовить вас...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Тучи по осени даже на Кавказе бывают по-настоящему густыми и тяжелыми.

– Как думаешь, дождя не будет? – поглядывая на небо, спросил имам Меджидов следовавшего за ним охранника Вали Гаджиева.

Вали перебросил ремень автомата с одного плеча на другое. Он был низкорослым и худеньким, и автомат всегда оттягивал ему покатые плечи, на которых и одежда-то с трудом держалась. Гаджи-Магомед давно заметил, что у Вали, кажется, даже вошло в привычку с плеча на плечо автомат перебрасывать. Впрочем, несмотря на отсутствие крепкой физики, Вали был, наверное, лучшим стрелком в джамаате Меджидова. Очередями не стрелял, чтобы патроны попусту не тратить, а его одиночные выстрелы следовали так быстро один за другим, что казалось, будто действительно стреляют очередями из автомата с пониженной скорострельностью. Правда, с пистолетом Вали не дружил, стрелял из него плохо, но это не умаляло его достоинств бойца, потому что пистолет носится на поясе скорее для красоты, и пользуются им крайне редко; а вот без автомата в бою не обойдешься.

– Разве я могу знать волю Всевышнего? – поднял глаза к небу Вали. – Но у меня спина ноет. Это всегда к перемене погоды. Может, даже не дождь, а снег пойдет.

– Снег? – задумался Гаджи-Магомед. – Может быть... Надо будет в нижний дом дров принести на всякий случай. И побольше, чтобы на неделю хватило.

– Попам? – удивился Вали такой расточительности.

– Попы переживут и холод, и голод, хотя по законам гостеприимства кормить мы их все-таки должны. Дрова нужно принести в последний дом, где женщины уборку недавно делали.

– Там же пока никого нет, куда торопиться?

– Будут. Скоро там будут жить люди, которые должны почувствовать тепло нашего гостеприимства и щедрость нашего угощения. Уважаемые люди. Обязательно передай мой приказ, пусть натаскают дров, – распорядился Гаджи-Магомед.

– Я понял, амир, – склонил голову охранник. – А прогноз погоды вы не слушали?

– Прогнозам верить – все равно что правительству. Я не настолько наивный.

– И правильно. Я тоже не верю. – Вали опять перебросил автомат с плеча на плечо, иначе тот упал бы...

* * *

Как и требовал Гаджи-Магомед, охраны дома, где задержались священники, не было видно со стороны. Небольшая предосторожность, чтобы не провоцировать ненужную активность участкового Халидова. Хотя от него пока не было никаких неприятностей; тем не менее лучше подстраховаться. Охраны имам не увидел, и только когда вместе с Вали подошел к дому вплотную, дверь открылась, чтобы запустить пришедших, даже стучать не потребовалось – их увидели в окно или из кухни, или из той комнаты, которую в дождь затапливает. По своему желанию охранник мог находиться и на кухне, и в комнате.

В большом коридоре царил полумрак. Слабый свет проникал только через дверь в кухню, а в комнату с дырой в крыше дверь из цельного дерева без стекла была плотно закрыта, как и дверь большой комнаты, в которой держали священников. В принципе предосторожность была излишней, трудно ожидать от священников нападения на часового, к тому же их предупредили, что уйти не удастся, потому что все связи с внешним миром контролируются постами, а чтобы перебраться через хребты, надо быть альпинистом. Среди священников таковых не было, да и возраст не подходил для отчаянных поступков.

– Окна охраняются? – спросил имам Меджидов у часового Дауда Гусейнова.

– Я там своего кобеля посадил, – со смешком ответил Гусейнов. – К смоковнице привязал. Он никого не пропустит. Я сам его боюсь...

– А что же на нас не лаял? – поинтересовался Вали.

– Он не лает, просто молча нападает. А если нападет, это все. Конец.

– Какой породы, кавказец?

– Белый алабай[16], – с гордостью ответил Дауд. – С кавказцами расправляется в два счета, с людьми – еще быстрее. Настоящий боец.

– Я не хочу, чтобы с ними кто-то расправился, – сказал имам. – Они мне нужны живыми и здоровыми. Открывай дверь, посмотрю на них.

Гаджи-Магомеда в обычной гражданской одежде трудно было принять за имама, тем не менее он решил представиться православным священникам и завести с ними разговор.