Depeche Mode

Короче, я вскочил в панике, побежал в гостиную, там, конечно, ничего не осталось. Я побежал на кухню, где сидели мама с Джеком, и говорю: мам, а куда делись мои вот эти вот вещества все? Она сказала, что выбросила их в мусорку на улице. Я выбежал на улицу и притащил в дом шесть чёрных мешков с мусором. Ну вот представьте себе такое безумие, я при сыне и маме – которая, как я тогда считал, ничего не знает о том, чем я тут занимаюсь – притащил домой шесть мешков с мусором, из которых пять не наши даже, а соседские, и вывалил на пол в кухне. И лазаю на коленях, ищу в мусоре то, что мне надо. Нахожу, запираюсь в ванной, вмазываюсь. Вскоре слышу стук в дверь. Дверь растворяется, появляются мама с сыном, а я валяюсь на полу с ранами открытыми и всем таким. И говорю: ну, мам, ты не то подумала, наверное, я тут просто принимаю стероиды для голоса… Вот такая вот ахинея у меня изо рта вылетает. Потом мы с мамой глядим друг на друга, и я говорю: мама, я наркоман, зависимый от героина. А она говорит: милый, я знаю.

Джек отводит меня за руку в свою комнату, сажает на пол и говорит: “Папочка, я не хочу, чтоб ты болел дальше”. Я говорю, что сам не хочу уже болеть. “Тебе, – говорит он, – надо к доктору”. Да, говорю, точно.

Ну и, как мне кажется, мама всё-таки позвонила Джоанн. Она приехала, забрала Джека, и потом я не видел их очень долго. Моя мама побыла со мною, чтобы привести меня в порядок. Она говорила: “Мы не хотим, чтобы ты умер”. Но это меня не остановило, не остановило это меня».

Уязвлённый тем, какой ущерб семейным отношениям он наносит, Гаан снова попробовал завязать – в Рождество 1994 года. «Неделю я пролежал на кровати, как зомби. Потом однажды вечером обратился к Терезе: мне нужно помочь. Так я впервые отправился в рехаб».

В следующие 12 месяцев певец периодически отмечался в клинике, живя в странном сочетании обмана себя и сознательного вранья людям. Он заявляет, что «каждый раз, когда я пытался протрезветь и очиститься, Тереза не переставала принимать сама, чтобы мне помочь. Вот тогда-то и стало ясно, что всё кончено. А нашего брака всё равно уже не существовало в действительности. Мы виделись время от времени, вот и всё. Она не употребляла как я, регулярно. Но в рехабе сказали, что бросить должны оба, если один не бросит – то у другого ничего не получится. Я думал, мы любим друг друга. Теперь думаю, что эта любовь была односторонней».

Однако явное отсутствие со стороны Конрой необходимой поддержки – это не только эгоизм наркомана; у неё ведь не было никаких оснований доверять благим намерениям Гаана. В конце концов, в Лос-Анджелесе давно сложилась крепкая культура поп-звёзд, актёров и прочих знаменитостей, которые то ложатся в рехабы, то выписываются, и все друг другу про это беспрестанно лгут и преувеличивают. Гаан признавался, что несерьёзно относился к программам рехаба: «Я приходил на собрания, вмазавшись и кайфуя по первое число, и таким вот был среди трезвых. А вы себе даже представить не можете худшего места, чем это, для вмазанного. Я уходил в туалет и, возвращаясь, воздевал руки, заявляя: я чист уже 30 секунд! Издевался, конечно. Но – над собою».

Даниэл Миллер следил за ситуацией через Джонатана Кесслера, который проживал в Элэй и проходил с фронтменом весь огонь и воду. Вообще эти близкие отношения бухгалтера с Гааном, плюс его выраженный талант бизнесмена окончательно укрепили Кесслера на позиции менеджера группы, начиная с 1994 года. Каждый чувствовал, что ему можно доверять, и если он ещё сможет помочь Дэйву Гаану справиться с наркотиками, то это будет важнейший вклад в будущее группы. «Джонатан прекрасно обходился с Дэйвом при всех взлётах и падениях, которые обычно бывают у людей в таком состоянии, – вспоминает Миллер. – Он там был несгибаемым».

Однажды, когда певцу удалось-таки протрезветь после полутора месяцев в клинике в Аризоне, он встретился с женой, которой страстно рассказал о своём желании никогда больше не употреблять героин и вообще быть всегда чистым. Конрой мужу не поверила и сказала, что он не изменится никогда. И такое вряд ли могло помочь его решению, и сама холодная и мрачная реальность будней стала причиной, почему он вернулся к наркотикам: «Я тут говорил об остатке своей жизни. Так что, конечно же, вскоре я стал снова употреблять, но теперь тайно. Со временем Терезе окончательно надоело поднимать меня с пола, и она решила со мною разойтись», – признаётся он, рисуя более приличную картину своего развода.

Хотя они оба были соучастниками преступления, во многих смыслах, вытаскивая худшее друг в друге, после ухода жены Гаан не завязал. «Вопросы доверия в моей жизни возникали всегда, так что когда Тереза ушла, у меня как будто бы появился предлог ещё больше отрываться. Я как одержимый шёл до конца. Жена бросила, друзья исчезли, вокруг одни наркоманы. И я, знаете, прекрасно понимал, что происходит. У меня были деньги, я покупал себе наркотики, и поэтому они были рядом. Я понимал это, и поэтому злился ещё больше».