— А что это ты, Карбюратор, такой весёлый? — несколько нервно говорю я, но как-то сдерживаюсь, говорю сам себе — ты что, мол, ты что, зачем так резко? — Как дела, Карбюратор? — спрашиваю весёлым голосом. Вот мудак, думаю про себя, как у него могут быть дела — у его отчима, во-первых, одна нога, а во-вторых, он уже застрелился.
— Да нормально дела, — бросает Карбюратор и отпивает из стакана какой-то вонючий компот. — А ты откуда знаешь?
Оба-на, думаю, он уже всё знает.
— Ну, — говорю, — мне твой дядя Роберт сказал.
— Серьёзно? — Карбюратор кусает какой-то засушенный коржик. — А он интересно, откуда знает? Он же меня никогда с этим не поздравлял.
— С чем не поздравлял? — спрашиваю.
— Ну, с днём рождением, конечно.
— С чьим днём рождением? — не понимаю я.
— С моим, конечно, — довольно давится коржиком Карбюратор.
— А, — говорю я, подумав. — Ну, да, ясно.
— А где подарки? — дальше радуется Карбюратор.
— Вот, — говорю я и отдаю ему грелку. — Держи.
— О, грелка.
— Это не грелка, — говорю.
— А что же это?
— Это спирт.
— О, — только и отвечает Карбюратор.
— Вмажем? — спрашиваю я и иду к тётке за кассой. Дайте, говорю, мне компота. И коржиков каких-нибудь.
— Ты один? — спрашивает Карбюратор, уже когда мы смешали и выпили.
— Ещё Вася был, — говорю. — Но он отстал. Передавал тебе поздравления.
— Ясно, — произносит Карбюратор, делая маленькие глотки спирта. — Надолго?
— Не знаю, — произношу. — Следующим, наверное, вернусь.
— Ты что? Он будет уже через час. Мы же так и не посидим. Оставайся, завтра поедешь. Я тебя в палатке с пионерами уложу.
— Лучше с пионерками, — говорю.
— На речку пойдём, — не слушает меня Карбюратор. — Я тебя с вожатыми познакомлю.
— А они нормальные? — спрашиваю.
— Нормальные, — говорит Карбюратор, заглатывая спирт. — Нормальные тёлки.
— Хорошо, — говорю я. — Хорошо. Из дома ничего не слышно?
— Нет, — произносит Карбюратор. — Не слышно. И слава богу.
— Что ты так?
— Заебали, — говорит Карбюратор. — Они когда появляются, постоянно начинаются проблемы. Особенно с этим мудаком одноногим.
— Отчимом?
— Ну. Ты понимаешь, — говорит он мне, — я их ещё год назад послал, говорю не приезжайте ко мне, я вас знать, говорю, не хочу, а они всё равно лезут. Я на них давно забил, для меня их не существует, понимаешь? Они меня грузят. Поэтому лучше не вспоминай о них, тем более сегодня, у меня сегодня день рождения, ясно?
— Ясно, — произношу я. —Где тут отлить можно?
— Там, — показывает Карбюратор на дверь. — В тайге.
Последняя электричка на Узловую отходит через 45 минут. Если я ему сейчас скажу, он успеет собраться и где-то в 3 будет там. С Узловой, я думаю, он сможет добраться домой на автобусе, дядя Роберт говорил, что там что-то ходит. В принципе, он успевает. Главное, сказать ему сейчас. Вернуться и сказать. Что-то не так. Что-то меня обламывает. Что? Что будет, если я ему не скажу? Я не совсем уверен, что хочу ему об этом говорить. По-моему, у него всё хорошо, всё нормально во всяком случае, поэтому я не уверен, что имею право что-то ему сейчас говорить. С другой стороны — меня попросили, мне-то что — всё-таки его отчим, и мама хотела его видеть, следует всё-таки сказать, пусть он даже не поедет туда, всё равно — своё дело сделаю. Не знаю станет ли мне от этого лучше, у меня всё-таки нормальная семья, нормальные родители, правда, я их уже не видел около года, ну, да всё равно — у нас с ним всё это по-разному, поэтому не знаю, не знаю.
Я вдруг думаю о Марусе, как она там, думаю, сидит, наверное, на балконе, обняв своего Молотова, который чем-то похож на её папу-генерала. Почему она не может вот так сидеть со своим папой? Что ей мешает? Не знаю, просто когда ты имеешь квартиру с видом на муниципалитет и гараж с, пусть и расхуяченным, но всё-таки жигулём, ты перестаешь замечать такие вещи, понимаете, о чём я, перестаёшь их воспринимать, для тебя куда естественнее обнимать медный бюст Молотова, члена цк, чем своего собственного, живого папу, такая фигня. Другое дело —Карбюратор. Он, по-моему, столько говна в своей жизни сожрал, что весь этот прогруз с семьёй, с одноногим отчимом, с дядей Робертом, ему, очевидно, и вправду не нужен. Во всяком случае мне так кажется, но кто знает, как оно на самом деле, я тут просто стою и пересказываю все эти истории, пересказываю все эти разговоры, как они мне запомнились, так кто я такой, чтобы об этом судить. Сейчас пойду и всё скажу.
— Пойдём лучше на воздух.
— Пойдём, — произносит он, мы выходим на платформу, идём в самый её конец и садимся с краю, лицом на Восток, туда, откуда должен прийти поезд.
— Как ты тут? — спрашиваю.
— Нормально, — говорит Карбюратор. — Тут здорово. Я себе когда-нибудь куплю тут дом.
— Тут?
— Ага.
— Что ты тут делать будешь?
— Построю пилораму, — говорит Карбюратор. — Буду валить тайгу. Смотри сколько тут деревьев. На всю жизнь хватит.
— Да, — говорю, — поженишься с какой-нибудь пионервожатой. Нарожаете кучу детей.
— Ну, нет, — произносит Карбюратор. — Только не детей.
— Почему?
— Не знаю, — говорит он, — не знаю. Не хочу, чтобы они всё это видели, понимаешь?
— Ну, ты же всё это видел?