Депортация

А это что же? Моя рука нащупала край вкопанной в землю бетонной трубы, широкой и почти пустой. Протиснувшись внутрь, дополз до противоположного конца. Только высунулся – неподалёку вновь заревел мощный дизель. Ближе, ближе… Голодный хищник проехал вплотную, злобно взвыл и укатил прочь. Прошло пять минут. Десять. Пронесло. Ох, блин!

Выбравшись на свободу, отряхнулся. Не заботясь о том, как выгляжу, добрёл до выхода из парка, где располагался автомат «Амазона». Подобрав рубашку и брюки по размеру, переоделся в кабине, а старую одежду… Стоп! Неужто флешка?! Смартфон, всего лишь смартфон. И ещё один, маленький – служебный. И тут он зазвонил. Кто же это? Ага, Сергей, шеф родного, пятого сектора. Но голос его звучал сухо:

– Александр Павлович, ты где, далеко? А чего такой потрёпанный?

– М-м… Здесь я, неподалёку.

– Вот и хорошо. Заглянул бы, а?

– С превеликим удовольствием.

Внутренний озноб постепенно стихал.

– Насчёт удовольствия не знаю…

– Что-то случилось, Сергей?

– Разумеется, иначе бы я не звонил. Ты зачем винил с Морриконе в «Эдеме» оставил?

– Винил? А, да… А я всё гадал, куда он запропастился. Вот и нашёлся!

– Ага, только не сам по себе. Моцарт его нашёл. Моцарт!

– Колоритно! А что такого, Сергей?

– Он ещё спрашивает! Да Вольфганг Амадеич эту вещь пять раз подряд прослушал!

– Так понравилось?

– Не то слово! Он расплакался, можешь ты это понять? Эх, Александр Павлович!

– Так я же не нарочно.

– Ладно, чего уж теперь… Напортачил – сам и подчищай.

Он отключился, а у меня… на сей раз – «Берлинский концерт» – из личного смартфона.

– Маречка, привет. Как ты, милая?

– У меня всё нормально. А с тобой что, на тебе просто лица нет! И чумазый какой-то… Саш, а ты сейчас где?

– Я? Я в Москве, по книжным делам. А лицо… Не успел ещё умыться.

– У тебя всё хорошо? А то меня мысли тревожные мучают. Аварии эти на атомных станциях…

– Так это там, в Европе.

– Мы с Машенькой по тебе соскучились. Знаешь, что она тут выдала? Чего молчишь, тебе не интересно?

– Да нет, что ты! Рассказывай…

– Она сказала: «А правда ведь ёлка похожа на ёжика? Оба на “ё”, и оба колючие».

– Замечательно!

– А ты в Моравию когда вернёшься?

– Когда? Пока не знаю, но… А что ты хотела, родная?

– Там в прихожей, на антресолях, туфли мои коричневые. Что мы в Праге покупали, в позапрошлом году.

– Маречка, зачем тебе старые туфли? Новые напечатай.

– А старые куда? Я их и не носила почти.

– На утилизацию, куда же ещё?

– Эх, ты! А ещё считаешь себя экологом!

– Да привезу, привезу, конечно. Милая, я уже рядом с редакцией, позже перезвоню. Целую вас обеих.

Ух… А с Моцартом, и правда, нехорошо получилось. Но что делать, тут не до «Эдема». А ведь Сергей-то не знает, что я в первом секторе… Да пусть Ратников и разъясняет ему, что да как. Но заглянуть надо, хоть на минуту.

– Привет, Палыч. Ты с чего такой растерянный стал? – встретил меня Сергей.

– Привет. Слушай, за винил извини, уже подчистил. Там и другие артефакты выплыли… В общем, теперь всё нормально. Понимаешь, меня Ратников пристегнул…

– …К атомным делам. Я в курсе. Вопрос об активном участии пятого сектора в расследовании почти решён, но пока… Ещё какие-то новости?

– Ч с Мишаней встречался. Помнишь, «Ноев ковчег», контрольная группа?

– Ну как же – Мишаня! Захочешь – не забудешь. А сколько же ему, он не…

– Нет, и в этом проблема. Социальную десятку профукал. В отличие от своей супруги, Татьяны.

Сергей кивнул.

– Теперь на весь мир обижен, даже в ликвидаторы готов записаться, – продолжил я. – Бессмертных ненавидит, лишь для меня сделал исключение.

– А ты знаешь, – Сергей почесал аристократический нос, – Мишаня где-то прав. Шансы на вечную жизнь захватили мир врасплох, люди не успели подготовиться.

– В смысле? Учитель, я не…

– Тебе и не понять, ибо сытый голодного не разумеет. Эликсир бессмертия победил многих. Что не удалось доллару, довершили витабаксы.

– Подожди, но ведь глобальный референдум… Люди осознали, что прогресс невозможен без…

– Никакое процветание не стоит единства общества.

Иногда Сергей перебивал собеседника, но грубым это не выглядело: он ухватывал чужие мысли на лету.

– Одна планета – цельное человечество, – Сергей не упускал возможность пофилософствовать. – В ядерный век это категорический императив. А теперь скажи: что в твоём понимании означает прогресс?

– Завтра должно быть лучше, чем вчера.

– Умница! – Ехидно улыбнулся он. – Моя школа. Но лучше – чем? И – кому? А главное – зачем?

– Так вот я и спрашиваю: в нашем случае «лучше» – это что? Витабаксов побольше? Эликсир для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженным? Но ведь так не получится. Не могут все-все жить вечно. Согласись, Сергей – мы упрёмся, хоть и в ту же экологию.

– Ты прав. Развитие, по Линкольну, оправдано лишь тогда, когда оно приносит пользу людям.

– А оценить…

– Сразу невозможно. И потому прогресс нельзя подстёгивать, он должен быть органичным. Вот пример опережающего развития – атом. Злобному питекантропу – речь о подкорке, не о разуме – дали силу богов. И что? Судьба мира снова на волоске.

– Но в прошлом-то веке обошлось, слава богу, – возразил я.