Депрессия, роботы и один велосипед

– Ваше право. Только смотрите, что получается. Кто-то – и быть может, даже не человек, а компьютер – включает три песни подряд. У вас учащается сердцебиение, расширяются зрачки, пересыхает рот. Пропадает аппетит. Но вы не можете объяснить, что это значит. Ни мне, ни себе. Вами манипулируют. Я лишь довожу это до вашего сознания.

Анна скрестила руки.

– Ну допустим. И что с того?

– Представьте себе плотину. Река – это ваши воспоминания. Плотина отгородила память от сознания. Каждый тонкий ручеёк, который прорывается меж брёвен – это деталь воспоминания. Надо сделать так, чтобы ручейков было ещё и ещё больше, чтобы плотину размыло и она рухнула.

– Ну-ну. Поэтично излагаете. Что конкретно делать будем? Ждать ручейки?

– Ручейки появились в тот момент, когда вы в первый раз увидели фотографию отеля. Давайте повспоминаем, что происходило далее. Что вы видели и слышали с того самого момента?

– Такси? Самолёт? Вы видели и слышали то же самое.

– Мы смотрели и слушали одно и то же. А вот видели и слышали разное. Рассказывайте.

Анна в очередной раз удивилась наглости молодого человека. Но почему-то послушалась и стала рассказывать про такси, аэропорт и самолёт, надеясь, что тот прервёт занудное перечисление. Но Кей слушал её внимательно. Его собачьи глаза стали её раздражать, и Анна стала шарить взглядом по скатерти, а потом представлять, что говорит не для Кея, а для головы жареной рыбы на тарелке. Но через какое-то время ей стало казаться, что и в глазах рыбы появилась мука.

– Впереди в кресле сидела женщина… – Анна так устала от этого монолога, что даже оставила сарказм. – Женщина средних лет с ребёнком. У женщины была красная блузка. Нет, малиновая. Женщина рассказывала сказку. Одну и ту же, по кругу. Потом принесли бутерброды.

– А что это была за сказка?

– Обычная какая-то сказка. Про трёх медвежат.

– Вы помните сказку?

– А вы не помните?

– Расскажите.

Анна потянулась за ножом и отрезала себе кусочек лимона, приложив куда больше силы, чем нужно.

– Чёрт, какой вы настырный. Первый медвежонок… чтоб ему пусто было… Первый медвежонок построил домик из соломы. Второй из веток и прутьев и ещё какого-то дерьма. Где он его только взял? – Анна, игнорируя приличия, выдавила лимонную дольку в чай руками, представляя, что душит Кея. И запела: – «У меня хороший дом. Новый дом, прочный дом». Молодец, мишутка, с другой стороны. С нашими ставками по ипотечным кредитам….

– А третий медвежонок?

– А третий поросёнок построил дом из камней. Он был всех умней. Его звали Наф-Наф. Хорошее имя, кстати, почти такое же красивое, как Кей.

– А первого поросёнка как звали?

– Первого медвежонка? То есть…

У Анны закружилась голова. На секунду мысли смешались, как во время погружения в сон. Капля лимонного сока упала в чай, и звук падения смешался с музыкой, отчего показалось, что Анна капнула соком в песню. У неё возникло чувство чего-то непоправимого. К счастью, это быстро закончилось. Кей заставил её сделать длинный вдох и выдох. Всё вернулось на рельсы рациональности, и ощущение безумия растаяло. Стинг всё так же был расстроен, но вовсе не кислой каплей в гитарных нотах, а тем, что его девушка дышит и ходит без него, а ему приходится следить за каждым её шагом.

Анна промокнула лоб салфеткой и приподнялась из-за стола.

– Что это значит? – спросила она тихо.

– Это значит, что плотину, возможно, вот-вот прорвёт.

– Из-за сказки?

– Из-за того, что вы бессознательно заменили поросёнка на мишку. Пока вы приходили в себя, я перебрал в уме всех ваших знакомых, которые могли выступить символическим медвежонком. Скорее всего, дело в сходстве фамилии.

Он написал что-то на листе бумаги, сложил его пополам, положил на стол и придвинул Анне.

– Возможно, это будет решающим ручейком. Я думаю, вам захочется прочитать это у себя в номере. «Деликатный, гад», – подумала Анна.

Она забралась с ногами под одеяло не раздеваясь. Включила кондиционер на полную мощность и на полгромкости – телевизор.

Она не сердилась на Сокращённо Кея. Конечно, то, что он ей предложил, было грубее грубого. Но Кей отлично знал, как она это воспримет. Её работой – уже лет десять – было задавать неудобные вопросы предпринимателям. Находить слабые места – и бить по ним. Нет ничего более обыкновенного, чем человек, увлечённый идеей, который в упор не хочет замечать неприятных фактов. Например, того, что мало кто захочет совать себе в рот слишком много понимающую зубную щётку и платить за неё двадцать долларов в месяц.

Настала, видимо, пора и ей позадавать себе неудобные вопросы. Люди, которым нечего от себя скрывать, не попадают в отели, которых не бронировали. Не так ли?