Der Architekt. Проект Германия

Уже за одно это в случае военного поражения нас всех живописно развесят на фонарях вдоль Унтер-ден-Линден, не слушая никаких оправданий о том, что профессор Шпеер или фельдмаршал Вицлебен таковых решений не принимали, да и вообще не были осведомлены.

— Я-то как раз отношусь к числу принимавших решения, — сказал Гейдрих в ответ на мои соображения. — Вдобавок осведомлен куда лучше многих. В том числе о вопросе отношения населения России к германским оккупационным властям вообще и к Вермахту в частности. Если в сорок первом многие были настроены к немцам лояльно, помня времена Великой войны и вполне джентльменское поведение солдат кайзера, то за время кампании сорок второго года мы получили взрывообразный всплеск партизанского движения в генеральных комиссариатах Украина и Вайсрутения, а заодно в центральных и северо-западных областях Советской России, занятых нашими войсками… В сравнении с моей любимой Богемией, где царит полнейшее умиротворение, там — сущий ад. И я не представляю, как теперь выправлять ситуацию. Мы потеряли любые симпатии местных жителей, имевшие место в начале войны во многих областях, особенно вблизи западной границы СССР. Единственно, это не касается Прибалтики.

— Насколько я понял из доклада, с проблемой «юденфрай» прибалты прекрасно справились сами. — Я досадливо покачал головой. — А ведь Россия — это прежде всего незаменимый поставщик продовольствия…

— Не Россия как таковая, — поправил Гейдрих, — а оккупированные районы. Что мне прикажете теперь делать? Остановить репрессии против большевистских или националистических бандитов и их пособников? Невозможно, поскольку зараза будет распространяться дальше с утроенной силой. Призвать к порядку оккупационные силы, развращенные и деморализованные прежней «Восточной политикой»? Слабая вероятность восстановить порядок есть, но придется проводить значительную ротацию…

— Что ж вы натворили, рейхсфюрер…

— Я, как и все, выполнял приказы. Доводил таковые до нижестоящих исполнителей и требовал беспрекословного подчинения. Рассуждать о морали предоставьте не солдатам, а воспитанницам закрытых школ для девочек из приличных буржуазных семей. Если, по мнению фюрера, проводимые… — Он замешкался, подбирая слово. — Пусть будет «проводимые акции», были целесообразны, следовательно, так тому и быть. Но сейчас фюрера нет. Вопрос дальнейшей целесообразности мы должны принимать коллегиально, как и договорено на встрече в Ванзее.

— Уточните, — потребовал я.

— Всё упирается, как и обычно, в экономику. Вы внимательно читали меморандумы по окончательному решению еврейского вопроса в Европе?

— Да.

— Резюме? Как экономиста?

— Раз уж о морали рассуждают исключительно дочки преуспевающих бюргеров, — ядовито сказал я, — то отвечу кратко: бесцельное и преступное расходование сил и денег. Хорошо, всего в зоне ответственности Германии на начало войны было восемь с небольшим миллионов евреев, то есть едоков. Большинство сосредоточены в генерал-губернаторстве и на оккупированной части России. Не напомните, сколько именно?

— Там? Порядка трех с половиной миллионов. Впрочем, ныне всего около трех…

— Румыния?

— Восемьсот тысяч. По триста тысяч в Богемии и Франции. Это самые крупные диаспоры.

— Господи, так давайте оставим французских евреев адмиралу Дарлану, а румынских — маршалу Антонеску! При чем здесь мы? В Германии и на оккупированных территориях работоспособных мобилизовать в соответствии с указом о «Всеобщей трудовой мобилизации». Ничего не умеют делать, кроме торговли? Научиться разбирать завалы после бомбардировок или разбрасывать гравий при строительстве шоссе не так и сложно. Наши потребности даже в неквалифицированном труде огромны! Особенно учитывая возвращение военнопленных по договоренности с французами.

— В настоящий момент построено и готово к эксплуатации два десятка специализированных лагерей, — без каких-либо эмоций сказал Гейдрих. — Несколько из них действуют. По прямому назначению. Депортации евреев в генерал-губернаторстве проводятся с лета — имеется приказ Генриха Гиммлера от 19 июля сего года, так и не отмененный.

— Сколько всего? — сдавленно спросил я. — Сколько всего депортировано? Вы же должны получать цифры?!

— Округляя — миллион.

— И вы ничего не сделали, чтобы это остановить?

— Инерция системы, — пожал плечами рейхсфюрер. — Зная ваше отношение к проблеме, я распорядился притормозить депортации в генерал-губернаторстве. Так что же, отменяем? И всех на работу?

— Вы еще спрашиваете!

— В таком случае я жду разнарядок «Организации Тодта» по применению рабочей силы. Снабжение продовольствием, бараки, транспорт и все сопутствующее для контингента — на совести ОТ. Формально вы остаетесь ее руководителем, верно? Вот и займитесь…

— Займемся, хотя это дело не одного дня, — буркнул я. — Давайте вернемся к «Спецакции 1005» в России.

— Штандартенфюрер Пауль Блобель и его зондеркоманда 1005 трудятся не покладая рук в районе Ростов — Шахты — Батайск. Вам нужны подробности?