Рано утром все собрались у Галины. Недовольный, с помятым лицом, дядя Вася что-то буркнул в ответ на приветствие и пошёл в летнюю кухню «поправлять голову» – похмелье мучило. Ну а мы пошли в поход. Идти было легко и весело. Закончилась одна дорога, и началась другая, до заброшенной деревни. Со временем хорошо накатанный тракт порос молодыми деревьями и кустарником. Совсем дороге зарасти не давали. Возили колёсным трактором дрова и продукты тем нескольким почти столетним жителям, что доживали свой век в старой деревне. Пройдя несколько километров, свернули на тропинку и как в сказочном лесу очутились. По краям тропы краснели переспевшие ягоды земляники, костяники. Птицы пели переливами в густой листве деревьев. Сереге под ноги выскочил заяц, чуть не потерявший сознание от нашего визгу. Придя в себя, юркнул в частый кустарник. Тут вороны в густой сосновой кроне семейные разборки устроили, да такие, что вся живность вокруг умолкла, слушают. Всё как у людей. Подошли к ручейку, берущему начало из ключа, бьющего из-под земли. Для перехода старенький, но еще крепкий дед Дмитрий построил маленький, почти игрушечный мостик. К перилам из стволов молодых берёзок приладил берестяной туесок с гладко обструганной ручкой. Вроде и дети были, а мостиком залюбовались и воды из туеска попили. Водица была вкусная, холодная, аж зубы содрогались. Прошли ещё пару километров. Всего восемь отмахали, устали немного. Что для деревенского ребенка восемь километров, мы и пятнадцать ходили.
Вышли из лесу, и перед нашими взорами предстала деревня. Широкие холмистые поля с редкими древними домами. Тихая, неширокая речка, по берегам заросшая ковылём и камышом, меж гибких стеблей которых сновали разноцветные стрекозы. На улицах домов было мало. Много построек наследники продали в музеи под открытым небом. Какие-то разрушились от времени. Да и улицы еле угадывались. Дом Галиных предков стоял на холме. Большой, добротный пятистенок с высоким крыльцом. На маленьких окнах сохранились резные наличники с облупившейся белой краской. Потемневшие от времени брёвна, кое-где блестевшие смолой, придавали дому угрюмый вид. Сразу было понятно, что строились люди не бедные.
Галины родственники – Шкаевы, в нашей деревне их три семьи проживало, тоже считались людьми зажиточными. Семьи многодетные, мужики крепкие. Выпивали редко, но метко. Бывало, как напьются, начинали мужиков, что послабее, обижать. Одна на них управа была – мой дед. Одному в глаз засветит, другого по спине кулаком огреет. Пьяные, а понимали, что лучше задницы в горсть – и домой свинтить. Дома рыпнутся было жён гонять. А те мужьям много шалить не позволяли, себя в обиду не давали. Жёнки мордастые, водку жрать красные, как говорила моя бабушка. С супругами подерутся – помирятся, начинают песни орать. Бабуля ворчит – вот глотки лужёные, на всю деревню слыхать. Кто-нибудь из соседей крикнет: «Хорош хайло драть!» Минутная тишина – и по новой, уже другую, грустную песню затянут. Скучать местным жителям не давали.