Читаем Деревенские ремесла в средневековой Европе полностью

Иначе оно развивалось в Англии, торговля и политика которой в средние века во многом были «построена на шерсти». Это ремесло, базой которому служило раннее развитие овцеводства, широко распространилось уже к началу зрелого феодализма в деревнях и мелких городках графств Йоркшир, Норфолк, Уилтшир, Сомерсетшир, Девон и других. Свидетельство тому — множество терминов в «Словаре Эльфрика» (конец X — начало [94]

Мукомольные мельницы [95]

XI в.), относящихся к различным сторонам текстильного производства и к тканям, обширные пассажи в законах. В центре и юго-восточных районах страны быстро внедрились сукновальные мельницы. Грубое сукно, которое валяли в поместьях глафордов и в крестьянских дворах, было традиционным материалом для одежды населения, а также вывозилось за рубеж через городские рынки (самые ранние сведения — 1185 г.).

Основные разногласия среди ученых в связи с английским ткачеством идут по вопросу о социально-экономических его формах. Одной из наиболее влиятельных является концепция о преимущественно внегородском развитии ткачества и сукноделия в стране с XI в. и до промышленного переворота (особенно обоснованная в трудах М. Ходжин). Другие же исследователи (например Р. Хилтон, Д. Титов) отрицают коммерческий, товарный характер деревенского шерстоткачества до XIII в. Решить вопрос о том, деревенские или городские ткани превалировали на рынке, на базе имеющихся источников невозможно. Поэтому применительно к XI—XIII вв. целесообразно (вслед за Я. А. Левицким) говорить лишь о «размежевании» этой отрасли промышленности между городом и деревней таким образом, что в городе развивалось профессиональное и технически более продвинутое производство, в деревне же господствовало домашнее производство, соединенное с земледелием и имеющее вспомогательные функции. Правда, есть сведения, что уже со второй половины XII в. некоторые городские гильдии занимались отделкой и окраской деревенского сукна, и можно предположить, что в деревенском сукноделии возникли элементы скупки, но это не меняло его характер в целом.

Помимо шерсти крестьяне делали ткани из льна, парусину и мешковину (с XIII в.), сети, канаты и веревки. Эти предметы также широко ходили на рынках, спрос на них предъявляли промыслы, судостроение, быт. Льняное полотно стало употребляться (состоятельными людьми) для изготовления носильного, постельного и столового белья. Его изготовлением славились Франция (Шампань, Бургундия), Германия (Лотарингия, окрестности Констанца и Сен-Галлена), Италия (Тоскана и Ломбардия), ткали его в Англии, Испании, Швеции. И повсюду прядильное дело было прежде всего занятием женщин, в деревне — целиком домашними ремеслами. Специализация имела место только при дворах [96] вотчинников, особенно в цистерцианских монастырях. Другой примечательной чертой деревенского ткачества была его отчетливая «имущественная привязка»: уже с XII в. оно все более становилось регулярным подсобным занятием беднейших селян.

Аналогичная картина наблюдалась на Руси, где ткачество, в том числе на рынок, было обычным крестьянским делом, а специалисты — высоко ценимые помещиками домотканы, сукновалы-сермяжники, тонкопряхи, бральи-скатертницы — были, как и портные, лишь при дворовых мастерских. Но и при наличии этих специалистов феодалы покупали хорошие ткани на рынке, чаще всего из зарубежного привоза. В Швеции, где город до XVI в. вообще практически не знал ткачества, хорошие ткани получали исключительно из-за границы; лен и грубое полотно-вадмаль, которое носила вся страна и вывозили за ее пределы, вырабатывали крестьяне.

Важные сведения о специализации деревенского ремесла дают ономастика и топонимика. Многие наименования поселений и прозвища сельских жителей свидетельствуют о занятии текстильным и кожевенным производством, обработкой металлов, деревообделкой, пищевыми ремеслами, промыслами, равно как торговлей.

Таким образом, домашнее ремесло на данном этапе обнаруживает тенденцию, с одной стороны, к дальнейшей специализации, к выделению ремесленников-профессионалов, т. е. определенному сужению своей сферы, с другой стороны — к общей товаризации, связи с рынком.

Товаризация крестьянских отходных промыслов

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. «Сталинские соколы» против Люфтваффе
1941. «Сталинские соколы» против Люфтваффе

Что произошло на приграничных аэродромах 22 июня 1941 года — подробно, по часам и минутам? Была ли наша авиация застигнута врасплох? Какие потери понесла? Почему Люфтваффе удалось так быстро завоевать господство в воздухе? В чем главные причины неудач ВВС РККА на первом этапе войны?Эта книга отвечает на самые сложные и спорные вопросы советской истории. Это исследование не замалчивает наши поражения — но и не смакует неудачи, катастрофы и потери. Это — первая попытка беспристрастно разобраться, что же на самом деле происходило над советско-германским фронтом летом и осенью 1941 года, оценить масштабы и результаты грандиозной битвы за небо, развернувшейся от Финляндии до Черного моря.Первое издание книги выходило под заглавием «1941. Борьба за господство в воздухе»

Дмитрий Борисович Хазанов

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное