Деревенские святцы

Разве что тяжелая болезнь препятствовала и государям допетровской эпохи творить милосердие. Затемно властелин Кремля шествовал к тюремным сидельцам. Осужденные оделялись съестным на разговенье, при разборе жалоб царь кому сбавлял сроки, кого в целом освобождал от наказания. Появлялся государь в домах призрения у больных и увечных, за тынами-частоколами среди пленных — никто не должен быть обойден из его рук подаянием! На Красной площади, возле Лобного места, на Земском дворе, кишевшими голью перекатной, по повелению милостивца производилась раздача денег. Перепадало тут отнюдь не нищим и убогим. Вестимо, Москва: «Наш Абросим совсем не просит, а дадут — не бросит».

Затронут чуть-чуть канун. Ночь опустилась. Ночь перед Рождеством, ничего не было тебя волшебней, чаровница!

Впереди святки, когда кажин день наособинку. Молодежь с берега Онежского залива Белого моря, например, пустится по избам, изображая то «пахоту», «бороньбу», то «прогон скота». Ряженые, где их не было? Где на колядках виноградьем красным не собирали из подношений пирушку-складчину?

Баловни состязались в ночь перед Рождеством в проказах.

Мелочи — печную трубу заткнуть, крылечные двери приморозить, плеснув ведро воды из колодца. Шалости творились порой не спроста и не спуста. Поленница дров опрокинута, стало быть, вид деревни портила, вынесена аж к дороге. Раскиданная по двору упряжь спрятана, с собаками не найти, — хозяину урок, не будь распустехой, за собой прибирай.

Попало бы сельчанам на язык, сани на крышу молодежь затащит: животы надорвешь, раз на коньке избы хомут с дугой, в санях соломенное чучело. Чучело не чучело — вылитый Проня, на башке женин платок и картуз. Шапку-то он в кабаке пропил! Или вон Митька со Дворищ в хлев к родной тете залез и в сарафан нарядил свинью. Поросюха тоща, страшна, ровно смертный грех, так не хвастай, тетушка, не смеши людей, мол, «что сама ем, то и ей ношу»! Пусть будни, пусть праздники, рачительный землероб свое смекал. С его наблюдений о сочельнике отложилось:

«Какова опока (густой иней, снежная налипъ на сучьях) — таков будет цвет на хлебах».

От красных девушек с реки Пинеги, тороватых брать рыж-рыжик, малину сладку, был особый взнос:

«В сочельник перед Рождеством как по дороге звездочки блестят, то грибы и ягоды будут».

Подбивался общих суждений итог:

«День прибыл на куриную ступню».

7 января — Рождество Христово.

Великий праздник, на который и десять лет спустя после революции отпускалось три выходных (на годовщину Октября, на Первое мая — по одному дню).

К 1913 году Архангельская епархия включала 1228 церквей и часовен, 9 мужских, 5 женских монастырей, Вологодская — соответственно 2500, 17 и 6. К Ярославлю по управлению примыкало 1700 церквей и часовен, 16 мужских и 9 женских обителей. Наивысшим числом храмов, обителей, притом строений древнейших, выдающихся по архитектуре, из наших соседей отличалась Новгородчина, в веках славимый Господин Великий Новгород, исстари центр притяжения Поморья и Заволочья: 4200 часовен и церквей, 25 мужских, 17 женских монастырей.

Каргополье или Тарнога, Кадуй или Подвинье — легко представить благовест по праздникам!

Из года в год плыл колокольный звон в день, когда окна особняков Троицкого проспекта Архангельска, Екатерининско — Дворянской улицы Вологды, помещичьих усадеб грязовецкой, кадниковской глубинки ярко светились огнями свечей и неслись детские голоса:

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная,
Зеленая была.

Да-да, елочку прежде наряжали к Рождеству.

Проникла она в трактиры, фойе театров, на вокзалы, а вот порог крестьянской избы оказался для нее высок.

Препятствие, наверное, в родословной колкой иголки. С заветов древности ель чтилась как душа жилища, душа семейного очага. Ель вышивали на полотенцах: утирайся, бывай здрав и благоденствуй. Елочку на счастье высаживали при закладке дома. Сруб увенчался кровлей — елочку, вероятно, переносили за околицу. Близ старинных поселений нет-нет и попадались хвойные рощи.

Чтили елочку, только живую. Срубленная «под самый корешок», не привилась она к северной деревне: пусть их, барчуки вокруг нее пляшут.

Ребята-школяры, смастерив из дранок, промасленной бумаги звезду, навещали подворья:

Славите, славите,
Сами, люди, знаете:
Христос родился,
Ирод возмутился,
Иуда удавился,
Мир возвеселился.

Бр-р, холод… Стужа на стужу, гвозди вон!

Зима сейчас, по описанию деревенских краснословов, «в медвежьей шубе, стучится по крышам и будит баб-хозяек топить печи». Заглянет зима в лес — «осыплет деревья инеем»; на реку — «под следом своим кует воду на три аршина»; припустит в поля — «за ней ходят метели, просят себе дела».

Ничего, «по зиме и лето». «Земля не промерзнет, летом соку не даст». «Сух январь — крестьянин богат!»