Читаем Деревенские святцы полностью

15 сентября — Федот и Руфина.

«Поскотины стынут» — поясняли численники. «На Федота и Руфину не выгоняй со двора скотину: выгонишь — беду наживешь».

Глубже в осень уходили деревни. Уходили в духовитом дыме над овинами, под переборы цепов на гумнах, мычанье коров, в иней, холод до полудня тоскующих по хлевам. Пусты с утра улки и проулки. Не заиграет рожок, не простучит пастушья барабанка.

Позвольте, что тут такого? «Баба при коровке, девка при морковке», — пошучивали балагуры. Дескать, все путем!

Бабье лето, молодое и старое, которому длиться одну-две недели, загружало крестьянок — не продохнуть. Меньше скот пасется — удовольствуй его кормом, питьем. Огород и хмельник, обработка льна — все рук требует.

Ярмарки: завтра Кумзерская, потом Устьрецкая, Богословская, Шевденицкая — на тебе весь дом, если муж в отъезде.

От распорядительности хозяйки в полной мере зависело тепло, уют родного очага, благополучие семьи. «Что жена в переднике наносит, того мужу на возу не навозить». «Хозяйкой дом стоит» — нет преувеличения.


16 сентября — Домна.

В устных календарях — домовница.

«На Домну, бабы, прибирай всякую рухлядь по дому». Не сегодня-завтра переселяться из летней горницы в зимовку. Бучили белье, проветривали добро из сундуков и укладок.

Бабоньки, будет ли вам полегче?


17 сентября — Вавила.

В устных календарях — праздные вилы.

Веник, случалось, праздновал в уголке, сегодня вилам черед. Зеленая страда — они сено в стога метали без устали, хлебная страда — на скирду снопы поднимали. Не грех до большой молотьбы отдохнуть, найдется им впереди служба — в ометы складывать солому.

Праздны вилы, празден и серп: жатва в основном позади.

Обратимся к губернским отчетам. Вологодские земледельцы в 1912 году сняли 14 миллионов 251 тысячу пудов ржи, 4 миллиона 632 с половиной тысячи пудов ячменя, 12 миллионов 709 с половиной тысяч пудов овса, 784 тысячи пудов пшеницы, почти 501 тысячу пудов гороха.

Вологжане заботились о подъеме урожайности, переходе на многопольный севооборот. В уездах увеличились площади под картофелем. Больше сеяли клевера, тимофеевки, вики, хотя ряд волостей из-за малоземелья и забыл, как возделывать травы на полях…

Слов нет, прекрасна осенью тайга, моховая глушь темных чащоб, клен с краю поженки, пускающий по ветру лапчатые листья, в туманной рани стук рогов лосей на поединках, порожистые реки, где в фонтанах брызг плывут лососи.

Но, откроюсь, мне ближе прелесть сельских окраин, их лугов, поскотин, их полей: в равной степени они принадлежат как животворным силам природы, так и труду человека.

Отдай лесу хотя бы вон то поле, убери с угора часовенку, копну сена с пожни — невосполнимы будут потери!

И это — правда.

Тысячи людей уходили, бывало, из деревень искать долю в городах, на промыслах. Труд на земле меньше и меньше себя оправдывал…

И это не выкинешь за ворота!


18 сентября — Захарий и Елизавета.

Обычай посвящал день гаданьям. По кому на картах раскидывали у цыганок-сербиянок, у деревенских ворожеек? По тем томились, кто не дома: бывать, на Матке, бывать, в Питере, как холмогорцы, верхолазом-кровельщиком.


19 сентября — Михаило.

В устных календарях Михайловские морозы — чуды.

Завернут от Поморья, с океанского ледника, ветры: холод, отава гниет на корню. Почва с дождей разжижла, вязнут коровы, паси стада по буграм.

Подстывает — заперепархивали «белые мухи», лужи подернул ледок.

В духовных святцах — Воспоминание чуда Архистратига Михаила бывшего в Хонех, в деревенских — чуды соответственно.

Что за «чуды», если погода «сентябрит»?

Вернее выразиться — «октябрит». Как ни прикинь, еще положено хранить новоселу осени тепло, беречься слякоти. Нахлынет зной, мигом забудутся иней, просохнут за день-два дороги.

Пора чудная, золотая. Исподволь с деревьев лист течет, жарко раскалило не то что калину и рябину — в бору кустики толокнянки нестерпимо алы, розетки земляники красны, будто вынуты из горна. Посмотришь — и отводи взгляд, обожжешься!

Кружит, порхает лист, на месяцы вперед ворожит.

«Осиновые листья ложатся вверх лицом — к студеной зиме; изнанкой кверху — к теплой; наполовину изнанкой, наполовину лицом — зима ожидается умеренная».

С Печоры от народа коми прибавка старинная:

«Коли на Михаила-чудо тепло, осень будет протяжна, а коли холодно — коротка и холодна».


20 сентября — Лука.

В устных календарях — луков день.

На базарах спрос на лук, «овощ от семи недуг».

«Луком торговать — мочалом подпоясываться», — подтрунивала деревня. Между тем устные календари луку, его уборке посвящали нарочитые даты. Не без барыша луком занимались под Ростовом Великим на Ярославльщине, под Белозерском, близ водоемов, где ил-сапропель — великолепное грядам удобрение. Лук для собственных нужд, сеянец и репчатый, разводили везде. Излишки, и немалые, с Унжи Костромской, из Никольского уезда Вологодской губернии отправлялись вплоть до Заполярья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука