Читаем Деревенские святцы полностью

Шаг весны широк: от пальм Африки до зарослей карликовых деревьев на побережье Ледовитого океана. В знойных тропиках птицы готовятся в путь-дорогу, к этому времени относятся первые подвижки крылатых караванов в сторону северных гнездовий; а среди сопок, на мшистых равнинах — отлеты на юг. Огромные табунились стаи белых куропаток, валом валили, будто живые бураны, низко-низко над снегами, с Большеземельской, Канинской тундре в прилесья, ивняки Мезени, Печоры.

Сейчас в Заполярье — пурга, морозы.

На Севере не зря говорят: «Март — спереди и сзади зима».

Чаешь солнышка, а оно «в сером зипуне». Холод, тусклые дни. Вялость чувствуешь, клонит в дрему…


10 марта — Тарас.

В устных календарях — кумошник.

К весне человек слабеет, особенно в условиях Крайнего Севера. Для моряков, зажатых льдами дрейфующих судов, для поморов, ведущих промысел на островах Арктики, не было злее немочи, чем цинга. Не только здоровье, но и жизнь уносила эта болезнь.

«Не спи на Тараса — бессилье нападет» — в борьбе с нею напрямую относится. В помочь тебе лук, чеснок, квашеная капуста, а и сам не плошай. Двигайся, покинь постелю, больше двигайся! Переняли рыбаки и зверобои от ненцев обычай «айбурдать» — есть сырую парную оленину, мороженую рыбу сырцом — «строганину». В пищу включались жир, мясо морских животных, отчего дразнили поморов «моржеедами»… И отступала прежде неодолимая цинга!

О кумохе речь — считай что о лихорадке.

Во главе с кумохой их двенадцать, хворей-напастей, «сестер иродовых»: лихорадка, лихоманка, трясуха-трясовица, гнетуха-огневица, китюха, желтуха, бледнуха, ломовая, маяльница, знобуха и трепуха. 15 января их «святой Сильвестр гонял за семьдесят семь верст», но кумоха, ишь, где ни есть прячется.

«Знахарь говорит, как город городит» — усмешливо роняли месяцесловы. «На то он и знахарь, чтобы его никто не понял».

К искусству шептуний, колдунов-ведунов наши деревенские, помнится, мало обращались. Во-первых, в окружении тополей в селе Городишне стояла крытая железом земская больница; во-вторых, батюшка нашей Всесвятской церкви славился строгостью, он страху бы напустил: язык отнимется, шептать навек зарекутся!

А деревенским детям днем спать? Помилуйте, за кого их принимаете! Ненастье, ветрило-щеледуй — дома посидим; распогодилось — наши улочки-переулочки, пригорки-скаты и гумна.

У пятистенки, на диво обустроенных поместительных хором бабки Апполинарьи, по-деревенски Понинахи, скворечни выставлены.

На резном балконе парочками — крыло к крылу — жмутся голуби, гулькают, раздувая зобы и переступая красными, как твои озябшие пальцы, лапками.

Голуби к хлебу: небось не у Прохоровичей, не у Агрены поселились…

Зазевался, на гулек глядючи, — ух с тропы! Готово, увяз по пояс. Слезы тут как тут. Так и бабушка тут как тут:

— Что? Прокоп увяз в сугроб?

Вызволит внука из плена, под носом подотрет:

— У кого как, у тебя под носом завсе капельник. Не спуста, неспроста у бабушек слово молвилось.


12 марта — Прокоп перезимный.

В устных календарях — дорогорушитель. «Прокоп увяз в сугроб».


13 марта — Василий.

В устных календарях — капельник и солнечник, дроворуб.

Деревенские святцы отмечали стойкие пригревы, размягчение снега, возрастающую солнечную щедрость. В Замосковье, Поволжье нет-нет и задождит — лужи, ручьи. Закрывались пути перед соляными возами чумаков с Эльтона, Баскунчака, купецкими обозами, потому и день — дорогорушитель.

Для Подвинья, Присухонья Василию тоже красоваться в ряду соседей не солнечником, а капельником, у которого «зима плачет». Ясные дни в марте выпадают не так уж часто.

Если с желоба брызги, день светел, прими предвестья знаменательные.

«День солнечный — к урожаю».

«Длинные сосульки — на долгий лен, на коноплю».

«Василий-капельник капли даст — к доброму году».

Зима плачет, да как бы и тебе не заплакать при бесхлебье, при бескормице: ищи возможность зашибить копейку!

«Мужику не покор, что за поясом топор». Нанимались плотничать на сторону, подряжались на рубку леса и вывозку древесины к сплавным рекам. Световой день увеличивался, и мужики уходили на заработки. Однако и в своем хозяйстве дел, как всегда, невпроворот.

Известно, солнце выше — поленницы ниже. Валили березняк, осинник — в топливо печей, ольху — в овинные каменки. Отборные деревья вырубались на заготовки для саней, телег, особенно на полозья, черемушник — на дуги. У рачительных хозяев непременной принадлежностью усадьбы был станок гнуть полозья и дуги. Дровни, розвальни, выездные сани — полозья, все полозья, и за ними или за дугой соседям, что ли, кланяться? «Готовь сани летом, телегу зимой».

Но самые неотложные дела на току.

Васильев день топил овины, пожалуй, ему приличнее было бы зваться не древорубом, а молотильщиком. Ток гумна, пока молотили цепами, заливался водой По ледку молотить сподручнее. А вдруг слякоть, вдруг распустит? Позор — при хлебе быть без хлеба!


14 марта — Авдотья.

В устных календарях — весновка, плющиха, свистунья. Вытаивает мусор. С крыш потоки, под желобом — ушат. Весновка, замочи подол.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука