Деревья-музыканты

Он махнул рукой и, грустно понурившись, снова сел. Затем подобрал несколько камешков и возобновил свою игру. Зеленовато-синяя вода трепетала под лаской легкого ветерка. Маленький кайман плыл в нескольких метрах от берега и казался таким спокойным, беззаботным, словно совершал утреннюю прогулку. Немного дальше голубой ибис, оснащенный парой белых крыльев с черной каймой, вдруг камнем упал с неба, затем, выровнявшись, описал над озером почти правильную гиперболу, держа в клюве пойманную рыбу. Крики целой эскадрильи каосов прорезали свежий утренний воздух. Водяные лилии развернули свои белые венчики, словно раскрыли, проснувшись, глаза, а стрекоза, уцепившись за былинку, раскачивалась, как на качелях, над голубыми лотосами, над желтыми, лиловыми и белыми кувшинками.

Гонаибо подошел к пришельцу.

— Скажи, ты не Кармело, сын Теажена Мелона?..

Человек вздрогнул.

— Как ты узнал меня? — спросил он, с любопытством вглядываясь в лицо мальчика.

Тот улыбнулся и сел в нескольких шагах от Кармело. У их ног, окаймляя заросли тростника, пестрели цветы розмарина, кавалерника, чернобыльника; нарциссы, аквилегии, мальвы, скабиозы.

— Ты говоришь, что белые заберут себе все? — спросил Гонаибо. — Ты уверен в этом?.. Что бы мы ни делали?..

Кармело кивнул головой и, подвинувшись к своему новому знакомому, обнял его за плечи, — мальчик нехотя подчинился.

— Вот видишь там, вдали, стоит высокий златоплодник? — спросил Кармело. — Ну так слушай.

Длинной вереницей тянулись посвященные и выходили из двора храма. Среди густой лесной поросли вилась узкая тропинка, окруженная байягондами. Толпа двигалась в полном молчании вслед за главным жрецом. Позади Буа-д’Орма несли на больших деревянных подносах различные яства, фрукты, напитки и цветы, предназначенные в дар лоасам. За поворотом тропинки возникла, словно сказочное видение, роща мапу — огромных могучих деревьев, горделивые вершины которых тянутся к небу. Посвященные разбрелись по опушке. Один лишь главный жрец направился к лабиринту гигантских корней, возвышавшихся над поверхностью земли. Иные корни поднимались почти на метр и, переплетаясь, создавали причудливой формы ячейки — «покои» лоасов. Некоторые из этих «покоев» имели форму треугольника, другие — ромба, третьи — неправильного многоугольника, а иные ровно ничего не напоминали. Боги вечной Африки поселились здесь, в Нан-Мапу, поблизости от своих сынов, говорили члены Ремамбрансы.

Деревья тихо шелестели, маленькие зеленые ящерицы гонялись друг за другом по толстым стволам, и, когда поднимался ветер, причесывая растрепанную шевелюру лесных великанов, копьевидные листочки издавали слабый металлический звук. Казалось, идет тайный разговор между деревьями-жертвенниками и широким голубым небом. Буа-д’Орм вошел в «покой» Великой Аизан и стал громко молиться:

— Где вы, лоасы наших предков? Где вы?.. Я уже не слышу ваших голосов, лоасы!.. Я не слышу вас! У меня нет больше сил, лоасы, я изнемогаю! Вы слишком многого требуете от меня... Дайте мне умереть!.. Я хочу умереть, лоасы!.. Зачем вы заставляете меня жить?.. Придите к нам, лоасы, придите к нам!.. Спасите детей ваших!..

Глубокое отчаяние охватило жреца. Он рухнул на колени. Слезы ручьем текли из его глаз, он дрожал всем телом. Прижавшись лбом к земле, он плакал, как дитя. Долгие месяцы Буа-д’Орм жил в постоянном напряжении, держал себя в руках, чтобы появляться на людях с ясным лицом и сохранять свое непоколебимое спокойствие. Но, увы, силы человека не безграничны!.. Он не мог сдержать слез, ему необходимо было выплакаться и, облегчив душу, продолжить свое дело, дойти до конца пути. А кроме того, он не спал со страстной субботы, проводил время в посте и молитве. Он был истощен. Сейчас он долго стоял на коленях и, припав к земле, плакал, но постепенно рыдания утихли. Он забылся сном.