Деревья-музыканты

Шантерель, подруга Шаванна Жан-Жиля, легла плашмя перед бульдозером. Старуха Клемезина Дьебальфей словно с ума сошла: она в гневе стала топать ногами и хотела броситься на белых. С трудом удалось усмирить ее. Мельвиль Лароз, музыкант, игравший на тамбурине, застыл в неподвижности, похожий на бронзовое изваяние, а из глаз его лились безмолвные слезы. Жуаез Питу, окруженная своей грязной орущей детворой, вопила, пока не охрипла, и тут же от отчаяния и усталости свалилась на землю.

Одни семьи уходили куда-то по дороге, другие сидели на развалинах своего дома и, казалось, ничего не понимали, третьи бесцельно бродили по окрестностям.

Когда бульдозеры направились к хижине генерала Мирасена, оказалось, что хозяин стоит посреди двора, держа в руках свое охотничье ружье. Перед этим он велел уйти всем своим домашним. Бульдозеры остановились. Вызвали лейтенанта. Он тут же прибежал и отдал приказ жандармам. Взяв ружье на изготовку, генерал Мирасен ждал. Жандармы пригнулись к земле и пошли на него. Эдгар Осмен шел впереди с револьвером в руке; время от времени он останавливался и кричал старику:

— Бросьте ружье! Всякое сопротивление бесполезно! Бросьте ружье, говорят вам. Приказываю вам во имя закона!..

Генерал Мирасен выпрямился во весь рост и тщательно целился, прижавшись щекой к прикладу.

— Бросьте ружье...

Грянул выстрел, и лейтенант не успел закончить начатой фразы. Он дико вскрикнул и рухнул на землю. Поставив ружье на землю, генерал Мирасен торопливо перекрестился, вложил дуло себе в рот и снова выстрелил.

Гонаибо неслышно вошел в свою хижину. Остановившись на миг, он посмотрел на светлое пятно в углу. Там, скорчившись на циновке, тревожно спала Гармониза. Над ее головой рой неугомонных комаров выделывал фигуры высшего пилотажа. Она дергалась, встряхивала волосами, гримасничала, пытаясь прогнать их. Гонаибо подошел и, тихонько ударяя в ладоши, учинил целое побоище комаров. Эти негромкие хлопки вызвали у спящей бессознательную реакцию; она забеспокоилась и резким движением повернулась лицом к стене. Почти все комары были перебиты, уцелел один или два. Все же Гонаибо вышел из хижины, сорвал несколько листьев бальзамина и, вернувшись, растер их между пальцами. По комнате разлился сильный, одуряющий, сладкий запах. Гонаибо положил смятые листья возле головы Гармонизы и вытянулся рядом с ней. Несмотря на избавление от комаров, Гармониза никак не могла успокоиться. Свернувшись в комочек, она, казалось, что-то напевала про себя, но слезы подступали у нее к горлу, и песня походила на рыдание. Очевидно, Гармонизу постигло большое горе. Гонаибо осторожно положил руку на ее плечо. Она замолчала, затем возобновила свою прерывистую жалобу, но только тише и глуше.

Гонаибо не хотелось спать. Он смотрел на балки соломенной крыши и размышлял. Да, все кончено. Упрямиться было бы безумием... Надо уходить. Но он никак не мог решиться на это. Ночью он, сам не свой, обошел все окрестности. Сумрак, посеребренный лунным светом, затерявшаяся в ночи лошадь, сады, опустошенные бульдозерами, похотливые и злобные вопли диких кошек, чуть слышный бег мангустов, спешащих на покинутые поля, семьи изгнанников, уснувшие под деревом, среди развалин, горбатые взъерошенные, потрескавшиеся, облезлые холмы, шершавое прикосновение ветра, неумолчные шорохи ночной жизни, голос молчания, короткий разговор, оборвавшийся на полуслове в опустевшей деревне, — вот что запало ему в душу в эту злополучную ночь. Завтра здесь уже никого не останется, только сельскохозяйственные машины будут с хриплой одышкой работать на завоеванных просторах.

Гонаибо молча страдал. От страха у него мурашки бегали по спине. Неизвестность надвигалась со всех сторон. Через какие-нибудь десять минут придется встать и идти навстречу будущему. Впереди нет ничего, кроме густого тумана. Ни одного просвета, ни одного огонька, предупреждающего об опасностях на дороге в грядущее. Ничего, кроме детского сердца и двух сильных рук. Да, мужество — его единственная опора. Но достаточно ли одной душевной силы, чтобы совладать с водоворотом жизни?

Гармониза пошевелилась, голова ее упала на плечо Гонаибо, и девочка доверчиво прижалась к нему, сразу успокоившись. Она удивленно открыла глаза:

— Как, это ты?.. Ты вернулся?..

Рука Гонаибо легла на ее грудь, пальцы скользнули по упругим округлостям. Гармониза приподнялась на локте, заглянула ему в глаза. Он отвернулся.

— Лейтенант тяжело ранен... — начал он, — говорят, его отвезли на медицинский пункт компании, в лесу. Быть может, его и спасут... Белые люди все захватили... все... Разрушили дома, и жители уходят куда глаза глядят... Белые, видно, хотят все забрать сразу...

— Ты нашел отца Буа-д’Орма? — спросила она.

Он взял обе руки Гармонизы, с силой сжал их.