Деревья-музыканты

Приехав, он сразу же отправился к своему приятелю, доктору Панталеону Жану, человеку мудрому, то есть, другими словами, такому же сумасброду, как он сам, брату во Бутылке и товарищу по знаменитой масонской ложе «Милосердие и приязнь», где встречались самые славные мастера выпивки из квартала Морн-а-Тюф. Узнав от Панталеона, что Диожен назначен священником в Гантье, а Эдгар — командиром пограничного отряда в той же зоне, Карл тотчас взял такси и помчался к Эдгару. Он был без гроша и хотел занять у брата деньжат, пока тот не уехал. Против всех ожиданий, Эдгар принял его весьма приветливо. Лейтенант Эдгар Осмен укладывал чемоданы. Он собирался обновить красный «бьюик», последний крик моды, и, судя по всему, был при деньгах. Потирая руки, Карл обдумывал, под каким предлогом заставить брата раскошелиться. Но тут — еще один сюрприз! — Эдгар сам предложил ему денег.

Эдгар пребывал в расстроенных чувствах. Ему явно хотелось, чтобы их дружба возобновилась. Просто невероятно! Более того, Эдгар казался встревоженным, разочарованным, терзался угрызениями совести. Хлеб, купленный ценой предательства, явно не шел в глотку. Карл опять разругался с братом, наотрез отказавшись быть его сообщником, но деньги взял. Все же Эдгар предложил ему вместе поехать в Сен-Марк, присутствовать на первом богослужении преподобного отца Диожена Осмена. Оттуда они вчетвером, вместе с Леони, отправятся в Фон-Паризьен. Итак, Карл мог бы провести несколько дней в семье, если, конечно, это ему улыбается. Карл снова отказался, и братья обменялись словами резкими и злыми. Эдгар был настроен меланхолически, он не мог вынести одиночества. Карл вдруг понял это и, не испытывая к брату никаких чувств, кроме презрения, все же пожалел его. Да, если разобраться, Эдгар — жалкий человек, несчастный забулдыга, не знающий радости в жизни.

Почти всю ночь братья молча пили. Пили зверски. У Карла, как всегда, был безмятежный вид черного ангела. Эдгар был мрачнее обычного. Когда начало светать, оба лежали одетые поперек кровати, оглашая комнату храпом. Лишь только взошло солнце, механический хохот будильника грубо нарушил их пьяное забытье. Через несколько минут большой красный «бьюик» уже мчался на бешеной скорости по дороге на Сен-Марк...

IV

Чтобы отпраздновать победу своего племянника, мадемуазель Дезуазо устроила прием для узкого круга друзей. Торжественный вечер проходил в большом салоне в стиле Людовика Пятнадцатого, где кресла, собственноручно подписанные Булем[35], и обюссоновские ковры, протертые до самой основы, бросали последние отблески былой роскоши. Под дуновением морского ветра хрустальные люстры ухмылялись тысячью и одной подвесками. Рояль, покрытый шелковой попоной, точно слон индийского набоба, скалил вставные зубы из старой слоновой кости и черного дерева.

Получить приглашение могли лишь те, кто насчитывал среди своих прадедов хотя бы одного коммерсанта-фрахтовщика, вассала короля Анри или императора Фостена — или, на худой конец, те, кто сам был «большим доном», владел несколькими сотнями гектаров земли. Теперь, когда Невер, благодарение господу, стал депутатом, можно было без особого ущерба для своих интересов не водить больше знакомства со всякой «мелкотой», которую приходилось терпеть последнее время. Но что поделаешь, признательность становится иногда горькой необходимостью! И мадемуазель Дезуазо вынуждена была согласиться, что нельзя забывать о семье Осмен; тем более что Эдгар мог бы в будущем послужить некоторой опорой для министерского кресла, о котором Невер мечтал днем и ночью. По зрелом размышлении старая герцогиня напыжила морщинистую, как у ящерицы, шею и решила послать Осменам приглашение. Однако Мейер должен был сочинить его так искусно, чтобы Леони не мнилась — и при этом не почувствовала бы себя оскорбленной. Впрочем, Дезуазо могли не тревожиться: Леони обладала чувством юмора, а к тому же разделяла классовые предрассудки господ Дезуазо и не рискнула бы появиться в таких сферах. Леони не обиделась; она была горда, что пригласили ее сыновей, которые не хуже других говорят по-французски. Эдгар должен был в тот же вечер уехать: он получил срочный вызов из столицы. Когда речь шла о ее собственной персоне, Леони не была честолюбива, но в отношении сыновей она строила далеко идущие планы. Спешный отъезд Эдгара огорчил ее. А тут еще Диожен и особенно Карл вздумали отказываться: не пойдут на прием, и все тут! Пришлось матери погорячиться и заставить их таки принять приглашение. Она своего добилась. С Леони не очень-то поспоришь...