Деревянная грамота

Немолодой серый мерин Голубчик был среди коней на особом положении. В Вербное воскресенье на него надевали нарочно сшитую одежду - большой чепрак, покрывавший и шею, а на морду - тряпичную голову с длинными ушами. Преображенный таким образом в осла, он участвовал в шествии от Лобного места к Успенскому собору, имея на себе не кого-нибудь, а самого патриарха с крестом и Евангелием в руках. Из многих коней Голубчик был избран именно за способность к замедленному шагу - и то еще приходилось его дополнительно школить.

После того, как государь с царевичем и со свитой ушли, вся конюшня долго перебирала их слова и поступки.

- Слышали, как младенцу было сказано? Похвали да награди! - говорил каждому дед Акишев. - Вот как царевича-то учат! Мне бы только дожить - я сам бы для него лучшего аргамака выездил!

И понимали конюхи, что не в тех дед годах, чтобы аргамаков выезжать, и не нашлось ни одного, кто хотя бы усмехнулся...

Вдруг дед словно опомнился и поднял обычный шум - коней расседлать, покормить, сбрую сдать, порядок навести! Праздник праздником - а выгребать навоз из конских стойл каждый день полагается!

Но недаром же была Масленица! В самый разгар дедовых нравоучений прибежал за ним гонец - сынок дедовой внучки Татьяны и Родьки Анофриева, Алешенька. Велено ему было звать батьку и прадеда к столу - у Татьяны обед поспел, а блинов баба, встав с утра к плите, напекла на целый стрелецкий полк.

Дед махнул рукой - не всякий день званые блины случаются, да и государь уже порядок оценил, похвалить изволил, можно и денежного награждения вскорости ждать, - кликнул Родьку Анофриева и поспешил к Татьяне.

Конюхи переглянулись - теперь можно было и дать себе передышку.

- В прошлом году я выезжал на Пардусе, так рубль мне пожаловали, вспомнил Богдаш. - А летом в Коломенском мы с Семейкой государя тешили, с седла на седло скакали, друг дружку из седел выдергивали, тоже по полтине получили. Может, и на сей раз рубль получу?

- Поделиться не забудь, - напомнил Тимофей. - А что, братцы, ведь на конюшнях чистота - хоть с полу кашу ешь, какого ж беса нам тут сидеть? Дед хорошо если утром заявится, подьячие наши тоже на радостях умелись, сам видел, как Бухвостов улепетывал. А Кондырев - он добрый. Пойти, что ли, на реку, хоть один бой поглядеть?

- А ты, Тимоша, в стенке стаивал? - спросил Данила.

- Кто смолоду беса не тешил? - вопросом же отвечал Озорной. Доводилось!

- А как же ты бился?

- Ты про что?

Даниле не хотелось объяснять, что он имел в виду малый рост Тимофея. Парень знал, что для кулачного бойца главное - мощный удар сверху вниз, а как же Тимофей-то бил? И как защищался?

- Неловко тебе, поди, было, - попытался он извернуться. - Бойцов-то в стенке не по росту подбирают. Что, коли против тебя стоял дядя вроде нашего Богдана?

- Ну и бил я дядю с правой руки в грудь или даже в брюхо. На левую руку его удар принимал, а сам туда бил, где он прикрываться не привык. Дядя-то выучен башку оберегать!

- Ты, Данила, гляжу, не на шутку биться собрался! - заметил Богдаш. Только с конюшен уходить не вздумай! Бойцов-то кулаки не кормят - разве таких, как Одинец или Трещала. А прочие все где-то служат или ремеслом кормятся. А то с конюшен сбежишь - да и будешь потом у Никольских ворот корочки у подьячих просить!

Данила покосился - Богдаш явно готовился перечислять его боевые подвиги, включая вчерашний позор. Однако Желвак опять словно на самой грани удержался.

Как всегда, конюхи вышли Боровицкими воротами. Тимофей зашел в церковку Рождества Иоанна-Крестителя, устроенную тут же в воротах, и пробыл там столько, что Семейка отправился его вызволять.

- Ты тоже за ним присматривай, - велел Богдаш Даниле. - Великий пост на носу, а он как редьку с квасом есть начнет, так сразу душой возносится и в обитель проситься начинает. Я ему покажу обитель! ..

- Так коли душа туда рвется?

- Ты его, пса бешеного, не знаешь. Он в обители недели две, много три поживет, кто-нибудь ему слово поперек скажет, и он, Тимофей, всю обитель по камушку разнесет. Сам опозорится и Аргамачьи конюшни опозорит!

Дойдя до Водовзводной башни, конюхи повернули налево и поверху, по-над рекой, отправились туда, где шумел народ и вовсю били накры.

- Как бы узнать - кто на льду? - спросил Тимофей. Богдаш и Семейка разом поднесли к глазам сложенные крышечкой ладони.

- Ямщики, что ли?

- Нет, это, видать, Харлама Обросимова стенка, он в прошлом году с Одинцом выходил, в этом сам молодцов грозился собрать... Вон он, Харлам, в челе стоит, вон его бородища!

- Да не Харлам это...

Подошли поближе.

- Точно - Харлам! А против него - гляди, Данила! - зазнобушка твоя, Трещала с братией!

- В который раз сходятся-то? - спросил Тимофей забравшегося чуть ли не на подошву кремлевской стены парнишку.

- В первый! Да это бой нестоящий! - как знаток отвечал парнишка. - Не бьются - отдыхают!

- Ишь ты! Сам бы вон вышел на лед да и отдохнул! - оернул знатока Тимофей.