Деревянная грамота

На такой ответ оставалось лишь развести руками – слова были бесполезны, поскольку ближайшие сидельцы уж больно громко заржали.

– Эк она тебя! Лихая девка! Девчища! Девчинища! Такой девки и в ступе не утолчешь!

– Да ну тебя… – Стенька выразительно махнул рукой и пошел прочь в сторону Кремля, имея намерение отходить не слишком далеко, потому что упускать подозрительную девку никак не мог.

– Да куда ж ты, Степан Иванович?! – спохватился знакомый сиделец. – Девка балуется, а ты и надулся! А ты, Дунька, что лаешь служивого человека?!

Ага, подумал Стенька, Авдотья, стало быть! И есть кого о ней расспросить! Может, сиделец и скажет, где эта Авдотьица проживает. Или родню назовет.

Не успел Стенька продумать всю пользу от знакомого сидельца, как девка Авдотьица нагнала его.

– Не держи зла, молодец! Много вас языку-то волю дает!

– Бог с тобой, девка, – притворно отворачиваясь и с нарочитой торопливостью буркнул Стенька. – Вот так-то и помогай людям!

– Точно ли твой кум хорошо сапоги шьет?

– Кумов брат, – немедленно припомнив вранье, отвечал Стенька.

– А скоро ли?

– Как сговоришься. Может и к Масленице поспеть, – вдругорядь соврал Стенька.

– К Масленице-то мне чеботы и надобны! И далеко ли живет?

– В Замоскворечье, в Стрелецкой слободе.

– Далековато.

– А тебя никто и не неволит.

Ведя этот разговор, они то рядышком, то гуськом проходили меж рундуками и выбрались на чистое место. Перед ними был Кремль, а именно – Спасская башня, под ней же – Спасские ворота, в которых даже царь обязан был снимать шапку.

Авдотьица, глядя на Стенькину обиду, уж не знала, как молодца успокоить. Будучи девкой бойкой, она додумалась – указала, ткнув локотком, на башню:

– Молодец, а болванов помнишь?

– Каких еще болванов?

– Беспортошных!

Стенька не выдержал – расхохотался. И точно, была еще до чумного сидения потеха на Москве – белокаменные болваны, выставленные в ряд на нижнем четверике Спасской, тогда еще Фроловской, башни. Откуда велел их привезти государь Михаил Федорович, москвичи не знали, но дивились нравам той земли – надо же додуматься резать из камня голых мужиков и женок со всеми срамными подробностями! Иные сперва возмущались – слыханное ли дело Кремль такой непристойностью портить, но государь и сам был этим озабочен. В конце концов он приказал сшить для голых болванов однорядки и одеть их благопристойно. Простояли одетые болваны лет с двадцать, или поболее, за это время однорядки от дождя и снега не раз портились, облезали клочьями, и башня опять делалась всемосковской потехой. Наконец веселье кончилось тем, что при пожаре болваны обгорели и рассыпались.

Авдотьица, безмерно довольная, что удалось рассмешить земского ярыжку, и Стенька, тоже радостный, что девка проникается к нему доверием, наконец-то друг к дружке повернулись.

Конечно же, Стеньке пришлось голову чуть задрать, а Авдотьице – направить взор вниз, но это уже не вызывало у них неловкости.

– Так сведешь к куму-то? – спросила Авдотьица.

– А что ж не свести?

– А дорого ли он берет?

– С красивой девки – дорого не возьмет!

– Может, он у тебя холостой, неженатый? Я девушка вольная, гулящая, мне такой жених надобен, чтобы дома сидел да деньги зарабатывал.

– Стало быть, родных у тебя никаких нет? – уточнил Стенька, потому что гулящими называли всего-навсего самостоятельных девок-сирот, которые сами нанимались служить куда захотят, сами собирали себе на приданое и сами давали ответ свахам, коли свахи к ним являлись, обычно же о замужестве такой девки пеклась хозяйка дома, куда ее брали на службу.

– Чума забрала.

– А приданого-то хоть скопила?

– Приданое есть, – уверенно сказала Авдотьица, а Стенька подумал: еще бы ему не быть, коли ты, голубушка, повадилась работать на Приказ тайных дел!

Как конюхи некоторое время назад выжидали и караулили, не доберется ли Земский приказ до деревянной книжицы, чтобы потом в последнюю минуту перехватить добычу, так Стенька сейчас, полагая, что Авдотьица вместе с конюхами уже близка к загадочной грамоте, решил не упускать девку из виду, а в последний момент с Деревниным, с приставами да со стрельцами и вмешаться. Очень он был обижен за свою ловушку…

– Вот что, девица-разумница, – соблюдая вежество, молвил Стенька. – Сейчас мне тебя в Замоскворечье вести недосуг, а после вечерни подходи-ка к Земскому приказу, я к тебе выйду, и вместе пойдем, я уж кумова брата уговорю!

– Да уж встречу тебя, Степан Иванович! – весело пообещала Авдотьица.

Стенька собирался сказать девке еще что-то приятное, но вдруг увидел сбоку от нее такое, что слово застыло у него на отверстых устах, словно бы залетевший в рот земскому ярыжке плотно сбитый снежок.

Он замахал Авдотьице рукой – уйди, мол, сгинь, скройся! – но было поздно…

* * *

– Коли Томила подбил Лучку в накрачеи идти, то искать их следует где-то при «Ленивке», – рассудил Тимофей. – В накры бить – это еще поучиться надобно.

– Во что бить? – удивился Данила.