В январе предшествующего года нацисты пришли к власти — что же теперь будет? Министерство иностранных дел составляло многочисленные и разнообразные доклады и прогнозы, пожалуй, слишком многочисленные и даже порой противоречивые. К тому же дипломаты ведь общаются только с людьми высокопоставленными (то есть с
Журналисты, конечно, помогают в этом разобраться, но каждый занят своим. Этот офицер был очень высокого мнения об уме и познаниях Джереми, да к тому же Джереми говорит по-немецки… Если бы Джереми согласился — учтите, исключительно по собственной воле — поехать в Германию, поглядеть и потом изложить увиденное на бумаге… Словом, он может не сомневаться в том, что (не будем называть имен) с отчетом его ознакомятся.
Джереми решил взять отпуск в начале июня. Путешествие на поезде ему ничего не даст, а собственной машины у него не было, поэтому он предложил Огастину поехать вместе. Огастин терпеть не мог Германию и отказался, но предложил Джереми позавтракать с ним — он устроит ему встречу с девушкой, только что приехавшей из Берлина.
Завтракали они в Сохо вчетвером, ибо с ними была еще Полли (ей ведь исполнилось уже шестнадцать).
Что же до девушки… По словам Мэри, у Огастина появилась девушка, но совсем не его круга, и Мэри очень огорчалась; нет,
Сначала Джейни почти не открывала рта, но, когда разговорилась, ее уже было не остановить. Да, она была в Берлине и несколько часов простояла у резиденции канцлера в надежде, что Гитлер подойдет к окну, пока кто-то не сказал ей, что он еще не вернулся из Мюнхена, но она только сбросила туфли, которые были ей немного тесны, и продолжала стоять в одних чулках…
— Зачем? — спросил Джереми.
— Так ведь это же тротуар, по которому он ступал, — укоризненно пояснила Джейни.
На другой день Джейни снова пришла туда, и на третий день тоже, пока наконец терпение ее не было вознаграждено. Фюрер медленно проезжал на машине, и глаза его нашли в толпе именно ее, и он так на нее посмотрел, что, казалось, проник в самую глубину ее души, — она была вне себя от счастья.
— Я что-то не понимаю, — сказал Джереми. — Что он может для вас значить? Вы же не немка.
Джейни обратила на Полли беспомощный, умоляющий взгляд.
— Достаточно пробыть в Германии двадцать минут, чтобы воспылать к нему, — категорически заявила Полли. — Сами увидите.
— Опять твой «закон хамелеона» в действии! — произнес Джереми sotto voce[49].
— Ты бы видел Поллину комнату. Портреты Гитлера по всем стенам, — осуждающе заметил Огастин.
Но на Полли его тон нимало не подействовал.
— Одна фотография даже с подписью! — ликуя, возвестила она.
Помолчали. Затем Джереми спросил:
— Вы снова собираетесь туда поехать?
Джейни быстро взглянула на Полли, а Полли — на Джейни.
— Обещаете, что не скажете маме? — Огастин и Джереми обещали. — Мы как раз хотим удрать от нашего дракона, когда поедем назад в пансион мадам Леблан, и как бы по ошибке заехать в Мюнхен… Ну, знаете, не в тот вагон сели или что-нибудь в этом роде.
— Хотим своими глазами увидеть святые места.
— Улицу, где погибли мученики.
— Гостиницу, где родился Гитлер.
Когда они посадили девушек в такси, у Огастина вырвалось: «Тьфу ты черт!» — хоть он и редко ругался.
— Совершенно верно, — сказал Джереми. И добавил: — Еще удивительно, как это они ходят без чудотворных стигматов — почему у них нет свастики на руках и ногах!
Обдумывая предстоящее путешествие, Джереми вспомнил про Людо. У Людо несколько машин, есть из чего выбрать, а кроме того, Джереми любопытно было посмотреть, как поведут себя нацисты в отношении еврея-иностранца, если, конечно, Людо согласится во всем этом участвовать.
По счастью, Людо согласился. У его отца были дела в Германии, и Людо не терпелось их прикрыть.