Деревянные актеры

Представление шло. Я то влезал под сцену и выставлял в люк чертиков, то напускал на сцену дыму так много, что передние ряды чихали, то жег красный бенгальский огонь, когда появлялся Мефистофель в красном плаще, то гремел железным листом, изображая гром.

Наконец Кашперле вышел на сцену с маленьким фонариком, как ночной сторож, и запел:

— Добрые люди, ложитесь спать, закрывайте ставни! Скоро черти унесут доктора Фауста!

В балаганчике стало так тихо, что я слышал сквозь занавеску громкое дыхание ребят.

Я ударил в железный лист двенадцать раз, будто часы пробили полночь, и зажег красный огонь.

Тогда декорации взвились кверху, открылось подземное царство, освещенное красным светом, и отовсюду полезли мохнатые чертенята, а Марта и Паскуале завыли, и… в публике поднялся такой вой и плач, что уже больше ничего не было слышно. Дети вопили, как поросята, женщины рыдали и всхлипывали, мужчины громыхали сапогами.

^Чортик

Я еще погремел железным листом и опустил занавес. У меня на сердце стало тоскливо.

Зрители, толкаясь, выходили на улицу. Матери унимали ревущих ребят. Быстроглазая девушка была совсем бледная, и, наверное, у нее тряслись колени.

— Чего они испугались? Неужели они не знают, что это просто деревянные куклы, которых мы дергаем за нитки? — сказал я Паскуале. — Помнишь, как бывало веселились зрители, когда выходили из театра Мариано?

— Те ходят в театр, чтобы смеяться, а эти — чтобы дрожать и плакать, — ответил Паскуале.

Мы давали представления каждый день, и каждый день бывало то же самое.

В кабачке

— Ну, старый воробей, рассказывай, где летал, что видал, какие вести на хвосте принес? — говорил седой бочар, хлопая мейстера Вальтера по плечу.

Друзья угощали мейстера пивом. Дым от их трубок клубами застилал низкие своды подвального кабачка. Мы с Паскуале тоже сидели за столом.

— Ах, друзья сердечные, тараканы запечные, — смеялся мейстер Вальтер, — много мы видали, много слыхали, есть что порассказать, кабы знать, что никто мне соли на хвост не насыплет!

— Брось, мейстер! Мы — свои люди! — говорил худощавый сапожник, отхлебывая пиво.

— Постойте, пускай мейстер расскажет сначала, как его чуть не изжарили, — вмешался парень из пекарни, хохоча во весь рот.

— Тебя чуть не изжарили? Да какая же сковородка выдержит такого здоровенного быка? — лукаво подмигнул высокий молодой слесарь. — Кстати, куда девался твой Руди?

— Руди с вывихнутой ногой лежит дома у матери. А дело было вот как, — начал рассказ мейстер Вальтер. — Бродили мы с Руди по разным глухим деревушкам. Хорошо еще, что фрау Эльза с дочкой дома остались. Вот пришли мы в одну деревню, поставили театр перед постоялым двором и объявили, что будем представлять «Фауста». Народ собрался не только деревенский, а с гор, из лесов пришли люди с котомочками. Никогда они кукол не видали. Народ все строгий, рожи у них постные, на каждом перекрестке — распятие, а в деревне всем пастор верховодит. Вот сыграли мы первое действие. Зрители молчат, будто воды в рот набрали, даже над Кашперле не посмеются. Только бабы изредка охают. Пастор стоит позади всех и наших кукол глазами буравит. Пора нам второе действие начинать, а тут Руди сплоховал. Задел он локтем веревку, на которой висели куклы позади тропы, — веревка оборвалась, куклы попадали в кучу, все нитки перепутались. Фауст с драконом так между собой переплелись и замотались — прямо хоть плачь!

«Сидим мы с Руди, нитки распутываем. Я его сквозь зубы на чем свет стоит ругаю, а зрители орут: «Начинай, давно пора! А то деньги давай обратно!» Тут я сплоховал. «Подождите, — кричу я в сердцах, — никак мне не распутаться! Мне тут один чертенок все нитки запутал!» Это я про Руди говорю, а они как завопят: «У него чорт нитки запутал! Сам говорит — колдун!» Женщины завыли, убегают. Мужчины беснуются. Пастор говорит что-то и указывает на театр. Древние старухи машут костлявыми кулаками и вопят: «Колдун! На костер его! У него все куклы — чертенята!» Гляжу я, вся толпа с палками, с ножами прет на меня, впереди пастор с распятием, бледный, глаза как у волка. «Удирай, — говорю, — Руди!» И сам хочу улизнуть. Куда там! Окружили, повалили наземь, руки мне связали моей же веревкой… Руди догнали, приволокли. А старухи уже сцену ломают, костер складывают, пастор над моими куклами что-то бормочет, а сам боится до них пальцем дотронуться. Зажгли костер…»

Мейстер Вальтер выколотил свою трубку.

— А дальше? — спросил парень из пекарни, выпучив глаза.