Деревянные башмаки

Но радость моя была недолгой. «А что ты святому Антонию наобещал?! — меня точно ледяной водой окатило от неожиданной мысли. — Все деньги, сколько бы ни заработал… А завтра-то уже в костеле праздник».

«Да, но ведь эти деньги не заработанные, — попытался выкрутиться я. — Мне их дядя Мартинас подарил и велел что-нибудь себе купить. Еще неизвестно, дал ли бы он целых десять марок, если бы знал, что я их себе не оставлю…»

Хорошая мысль, верная, только вдруг святой Антоний испытать меня хочет — нарочно через дядю вознаградил меня и теперь смотрит, сдержу ли я свое слово?.. Я уже решил было отдать святому все деньги, но стоило мне увидеть выстроившихся вдоль паперти торговцев, как я снова заколебался. Ножички у них просто загляденье, и с ушками — привязал, не потеряешь… И как раз ровно десять марок. А сколько тут всяких пряников и конфет-палочек в красивых обертках!..

— Чего вылупился, коли не покупаешь! Еще стянешь что-нибудь… — прикрикнул на меня кривой бритоголовый мужик, и я, сглотнув слюну, отправился в костел.

Незнакомый, видимо прибывший издалека ксендз, читал проповедь, а настоятель нашего костела вышел с тарелочкой собирать пожертвования. Следом семенил усатый служка с сумкой из телячьей кожи через плечо. Хозяева позажиточней, за которыми в костеле были закреплены скамейки, бросали по пять, а то и по десять марок. Другие же, что стояли или молились на коленях, развязав узелки, клали на тарелку обычно марку или со звоном бросали мелочь. Настоятель кивал каждому, благодарил и ссыпал деньги в телячий кошель.

— Святому Антонию, — вполголоса сказал я и кинул на тарелочку одну потертую бумажку в пять марок. Другую, поновей, в последний миг сунул в карман.

Однако на сердце снова навалилась тяжесть. Все равно ножичка уж не купить… А если святой угодник поможет, мой кролик, не исключено, принесет крольчат, я их откормлю, продам, а там и верну назад свои денежки с лихвой…

На паперти у костела я увидел сидящих цепочкой нищих. Один из них, безногий, как раз распевал молитву о святом Антонии. Ему я и отдал последние пять марок.

Во время вечерни люди в костеле вдруг заволновались и с криками «облава, облава» высыпали за дверь. На площади стояло несколько машин, туда-сюда сновали немецкие солдаты, некоторые из них, держа на поводке собак, хватали молодых мужчин и заталкивали в машины. Говорили, что их увозили рыть окопы.

Позабыв снять ботинки, я кинулся кружными тропинками домой, чтобы поскорее рассказать домашним о том, что происходит в местечке. Не успел я перешагнуть порог, как тетя Анеле сказала, горестно покачав головой:

— Нет больше у тебя крольчишки. Говорила же я тебе, запри перед уходом…

— Как это нет? — испугался я. — Что с ним?

— Тут солдаты немецкие останавливались, молока просили, яиц… А один увидел твоего кролика да и спустил на него овчарку. Та, зараза, хвать его — даже ушей не осталось…

Не дослушав ее, я выбежал во двор, забрался в малинник, где меня никто не мог найти, и проплакал там до позднего вечера. Мне было жаль Белолобика и горько оттого, что святой и тот меня обманул!..

ТРОЕ СИРОТ

Пес Кудлатик, кот Полосатик и я — все трое мы были сиротами и служили одному хозяину — Дзидорюсу Клевинскису.

Добрым и степенным человеком был старый холостяк Дзидорюс: почти никогда не ругался, не сердился и редко сидел дома. Вернется, бывало, с поля, поужинает и уйдет вперевалочку к вдове Ядвиге — в карты играть.

Однако же вся беда в том, что не он был тут настоящим хозяином. На имя Дзидорюса только бумаги из волости приносили, а все хозяйство вела и нас шпыняла старая дева Агрипина, сестра Дзидорюса. Надо не надо — вечно она спешила, надрываясь, суетилась, хватаясь то за одну, то за другую работу. Высокая, сутулая, то ли от работы, а может, из-за своего роста, Агрипина, казалось, таскала на спине невидимый мешок. Мешок прохудился, бобы из него сыплются, а женщина кипятится, торопится, их подбирает…

Из-за этой никчемной суеты юбка на Агрипине постоянно перекручивалась набок, блузка выбивалась наружу, косынка сползала.

Как Дзидорюс не мог без табака, так Агрипина не в силах была и дня прожить без брани и крика. Каша ли пригорела, сено дождем залило, ость в глаз попала или ногу тетка ушибла — вечно ей другой виноват, вечно нам отдувайся. Полосатика метлой огреет, бедняге Кудлатику ногой наподдаст или мне кулаком по спине съездит — вот и отдушина, сразу у Агрипины на душе полегчает. Если уж сам Дзидорюс побаивался строптивой, то что говорить о нас, троих сиротах.

Пес Кудлатик появился здесь несколько лет тому назад, после того как цыгане утащили у Клевинскисов всех кур. Когда Дзидорюс привез его, тот только начинал тявкать. Хозяин сколотил ему конуру и поселил на привязи под забором. Однако другие воры больше не появлялись, и пес был нужен лишь для того, чтобы Агрипина срывала на нем зло. Неужто даром будешь собаку кормить…