Читаем Деревянные пятачки полностью

Мы занимались съемкой местности, на которой уже была прорублена просека и протрассирована будущая железная дорога. Работа не то чтобы тяжелая, но одно образная и потому утомительная. К тому же местность была резко пересеченная, в зарослях, и мы, как ни старались, еле продвигались вперед. А хотелось поскорее разделаться и влиться во второй отряд, туда, на Абкоронду...

Уходили мы чуть начинало светать, чтобы к рассвету быть на месте, а возвращались, когда сливались цифры на рейке. В палатке наносили на планшеты отснятый материал и заваливались спать. И ночью я кричал, и меня будил Яшка, и я вскакивал и озирался вокруг.

— Черт знает что такое! — бормотал спросонья начальник отряда.

— Смерть мухам! Смерть! — отзывался из своего угла Коля Кузякин.

— Ляг на правый бок, — говорил Яша. — Ты спишь на сердце.

Я ложился на правый бок и думал о Рае, о Райке, о своей жене...

А тайга с каждым днем все больше оголялась. Стало прозрачнее, светлее и от этого еще грустней. Уж кое-где, только кое-где на верхушках деревьев оставались листья. Они падали, качаясь в воздухе, как в воде, и падали на землю, как на дно. И я глядел вверх, в небо, как со дна. Там летели караван за караваном нагоняющие тоску птицы. И все было серое. Все!

И тем радостнее было появление в нашем отряде Леньки-охотника, рослого, еще безусого парня. От Яши я знал, что есть у нас такой в партии таежный охотник. Яша встречался с ним, но я видел его впервые.

— Смотрите, сколько он нам припер уток! — входя вместе с Ленькой в палатку, весело сказал Яша. И тут же бросил на стол пару крупных крякв. И тут же еще три штуки к ним подкинул Ленька-охотник.

Это было кстати. И консервы, и вяленая рыба нам уже изрядно поднадоели.

— Коля, отнеси пару уток рабочим, а остальных в котел, — распорядился начальник отряда и угостил Леньку своим трубочным табаком, что случалось крайне редко.

— Смерть мухам! Смерть! — крикнул завхоз, нагружаясь утками.

— Где же это ты их? — спросил Яша охотника, имея в виду уток.

— А тут неподалеку. На маленьком озерце.

— Это которое на запад? — спросил начальник.

— Да.

— Ты что, оттуда шел?

— Да. С Абкоронды.

— Со второго отряда? — спросил я.

— Да. Оттуда.

— А мне никакой записки, письма нет?

— Нет.

— А ты там долго был? — спросил начальник.

— Нет. Только переночевал.

— Что, и почты никакой не было? — спросил начальник.

— Нет. Но ее ждут. Может, привезут сегодня.

— А чего ж ты не задержался? — спросил Яша. — Подождал бы и принес нам письма.

— Так надо было еще ночевать...

— Ну и что?

— Да как-то неловко...

— Чего неловко? Хватило бы места, — сказал начальник.

— Не потому, — почему-то смущаясь, ответил Ленька.

— А почему?

— Да так...

— Как это так? — прицепился к нему начальник, чувствуя, что за Ленькиным смущением что-то скрывается. И я это чувствовал, только, может, меньше, потому что никак не мог понять, почему Рая не прислали мне хотя бы записки. Я уже хотел об этом спросить его, но тут Ленька негромко ответил, что потому он не мог остаться там еще на одну ночь, что там «бабы ведут себя бессовестно...».

— Какие бабы? — словно выстрелил начальник отряда.

А я покраснел, и мне стало трудно дышать, потому что, кроме моей Раи и маленькой лаборантки Вали, там никаких «баб» не было.

— Так там которые... Они в открытую спят с мужиками...

— С какими мужиками? — вскрикнул начальник.

Ленька исподлобья взглянул на Яшу и через силу ответил:

— Ну, с белым таким, это высокая, а маленькая...

Но я уже не слышал, с кем спала маленькая. Высокая! Это же Райка! Моя Райка! Это про нее сказал Ленька, не подозревая, что я муж этой высокой. А «белый» — это старший инженер-геолог Андрей Юрьевич Шатунов. Это он белый! Это она с ним! Она!

Я не помню, как у меня очутилось в руках Ленькино ружье. Но я вскинул его и срывающимся голосом крикнул:

— Идем! Идем к ним! И если ты наврал, я убью тебя!

— Смерть мухам! Смерть! — входя, сказал Коля. Но я оттолкнул его и вытащил Леньку. И велел ему идти впереди.

Но он стоял и растерянно улыбался, и тряс головой.

— Иди!

— Я не знал, что так будет... Это Яков меня научил так сказать... Сказал, посмеемся...

Я ударил его по дурацкой безусой морде и тут же кинулся в палатку с единственной целью убить Якова. Убил бы. Но начальник отряда вырвал ружье. А тут еще подоспел завхоз, и меня повалили на землю.

А потом я шел, бежал к Абкоронде. Мне непременно надо было видеть Раю. Убедиться, что все, что наговорил Ленька, все это бред, мерзкая шутка Якова, брошенного женой. Без троп, напрямую, я шел и бежал, хватая ртом воздух, и когда выскочил на Абкоронду, то была уже ночь. Но это мне как раз и надо было. Проверять так проверять! Чтоб уж никаких сомнений. Жаль только, не было ружья. Если застану... Да, если застану!

Все они жили в одном бараке. Десять человек итээровцев. Восемь мужчин и две женщины. Барак не имел запоров, и мне не пришлось кого-то будить, чтобы меня впустили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза