Деревянный меч

Потом взгляды воинов стали задерживаться на Кенете, и время от времени в них читалось откровенное недоумение. Если бы Кенет мог испугаться сильнее, он бы так и сделал, но сильнее не получалось — все-таки парень он был не из боязливых. А недоумение воинов объяснялось просто: они уже знали, для кого подготовлен эшафот, и ожидали увидеть у стены никак не Кенета, а совсем другого человека.

Когда Кенет кое-как управился со страхом и вновь обрел способность воспринимать окружающее как следует, оказалось, что о начале трибунала уже объявлено. Он только успел услышать, что вначале будут разбирать проступок новоприбывшего воина как менее значительный, и слегка приободрился.

— Имя? — рявкнул начальник караула.

— Кенет, — ответил Кенет как можно более твердым голосом.

— Ну и имена у вас в провинции, — пробурчал под нос начальник караула и громогласно продолжил: — Рассматривается обвинение воина Кенета, прибывшего в каэнский гарнизон сегодня утром.

— С опозданием прибывшего, — уточнил господин массаона. Перед выходом к строю он вытер пот; лицо его было сухим, но капельки пота еще поблескивали на ресницах.

— Это ученику воина дозволяется задержаться на строительстве дороги, а уж потом докладывать. А воину положено сначала явиться с докладом о прибытии, а потом только заниматься чем ему заблагорассудится.

Лица молодых воинов выражали растерянность и скуку: проступок воина Кенета мельче мелкого, не сразу и углядишь. Зачем вытаскивать такую ерунду на общевойсковой трибунал? Более опытные понимали, что не стал бы массаона Рокай срамиться, срывая гнев на ком попало по мелочам, и ждали продолжения.

— Притом же во время проверки дороги воин Кенет был мною замечен в неподобающем виде, а именно — без меча, хайю и пояса.

Над строем пронесся судорожный вздох.

Не будь массаона так разгневан, он объявил бы обвинение и тем ограничился. Но в такой безоглядно мутной ярости на него накатывало: если уж начинал говорить, то не мог остановиться.

— Воин может показываться на людях без упомянутых предметов воинского достоинства в тех только случаях, когда он состоит под трибуналом по обвинению в измене долгу либо находится в разведке. Ты, случаем, не в разведке находился на дорожных работах? — ядовито поинтересовался массаона.

Кенет мотнул головой. Глупо, но еще глупее произнести «нет» вслух.

— Тебя твой учитель таким вещам не учил? — Теперь уже не только старые служаки, но и новички и даже Кенет — все видели, с каким трудом сдерживает ярость массаона.

— Нет, — хрипло ответил Кенет.

— Ах нет? Изумительно. Позволь осведомиться, кто же это совершил столь вопиющее упущение? — Голос массаоны был по-прежнему ровен, но не в голосе — в глазах его что-то клокотало и подергивалось.

И внезапно страх покинул Кенета. Ярость массаоны сулила ему множество неприятностей, но он видывал вспышки гнева и пострашнее.

Молчаливое, с томным блеском в глазах бешенство Аканэ было ему слишком памятно.

— Я не хотел бы называть его имени, — возразил Кенет. На него невесть откуда снизошло спокойствие до того ледяное, что он ощутил холод промеж лопаток, поежился и едва не чихнул.

Воины затаили дыхание. На лице массаоны вновь проступил пот.

— Моя вина — мой ответ, — упрямо произнес Кенет. — А имя моего учителя позорить попусту не стоит. Его вины здесь нет. Он не всему успел научить меня. Нам пришлось закончить обучение раньше, чем он полагал... и опять-таки его вины в этом нет, — неуклюже повторил Кенет.

Его упрямство подействовало на гнев массаоны как масло на бурные волны: хоть ненадолго, но смирило. Вздумай Кенет оправдываться, и от него бы мокрого места не осталось. А строптивость новичка массаоне неожиданно понравилась: вины своей парень не отрицает, хотя не так уж и виноват; добрым именем учителя дорожит...

Начальник караула неожиданно кашлянул и выступил вперед.

— Воин правду говорит, — негромко сказал он. — Меч у него еще ученический, деревянный. Настоящего, видно, не успел заслужить.

— Великолепно, — выдохнул сквозь зубы господин массаона. — Интересно, кто же это дает воинское посвящение ученику, который еще меча настоящего не заслужил?

Кенет молчал.

— Подойди сюда, — велел массаона. — Пояс покажи.

Кенет подошел, недоумевая, зачем массаоне понадобилось его пояс разглядывать. Пояс как пояс, и завязан правильно, по-уставному. Ему и невдомек было, что массаона хочет найти на его поясе то, чего там в помине нет.

— Ты зачем на дорожных работах хайю и пояс снял? — металлическим голосом поинтересовался Рокай, берясь за концы Кенетова пояса.

— Чтобы не запачкались, — объяснил Кенет. — Там ведь грязно, пыльно... а пояс и хайю ведь знаки воинского достоинства. Нехорошо их в грязи валять.

В строю раздались сдавленные смешки: ну как есть новичок! У массаоны от такого объяснения аж скулы свело. Стоявшие с ним рядом командиры тщетно пытались скрыть улыбки. Рокай эти улыбки углядел и вновь начал свирепеть. Но тут он взглянул на концы пояса новичка и обомлел.

Лицо у массаоны Рокая сделалось такое, словно он с размаху налетел на стену. Казалось, у него даже нос сплющился от немыслимого напряжения.