Деревни

Филлис почему-то утратила свою уверенность и сделалась такой раздражительной, какой Оуэн ее никогда не видел. Она по-прежнему углублялась в теорию вероятностей (закон больших чисел, теоремы Бернулли, Лапласа, Марковы процессы, предельная теорема) и все еще искала тему для диссертации. Тем временем Оуэн, низкооплачиваемый практикант в Гарвардской вычислительной лаборатории, под сенью задумчивого «Марка-1» бился над примитивной системой программирования, названной «Компилятор А-О», и хранением данных на жестком диске, новинкой, которая позволила бы отказаться от перфорационных карт или катушек с магнитной лентой. «Ай-би-эм» даже продавала правительству и научным учреждениям первый коммерческий компьютер, получивший наименование «701». В перспективе открывался переход к более сложным разработкам вплоть до микроскопических полупроводниковых процессоров, производящих вычисления со скоростью света. В отличие от запутанного, эмоционально окрашенного мыслительного процесса у человека последовательный односторонний процесс вычисления в машине не подвержен воздействию внешних факторов.

В двух полутемных сыроватых комнатах с маленькими окнами, выходящими на кошачье пристанище, молодожены постепенно привыкли друг к другу. Оба знали, как ворочается и бормочет во сне другой, знали, несмотря на плотно закрытую дверь туалета и потолочный вентилятор, запахи испражнений другого.

Спальня была маленькой, кровать им пришлось придвинуть к стене, у которой и спала Филлис, так как пять раз в неделю Оуэн должен был подниматься гораздо раньше ее.

Если же ночью ей надо было встать по малой нужде (из-за обильного возлияния за родительским столом или же в ресторанчике с греческой кухней в компании с другой аспирантской парой), она перелезала через него. Оуэн, впрочем, тут же и засыпал, успокоенный тем, что одномоментная тяжесть на нем — это его собственная жена.

Любой прохожий при желании мог заглянуть в спальню Маккензи, и все же, если ночь выдавалась душной, Филлис спала голой.

Ее тело не переставало притягивать Оуэна, но любовью они занимались реже, чем он воображал до свадьбы. Виноваты в том были оба, ибо по вечерам подолгу сидели за книгами.

В углу на тумбочке стоял радиоприемник, и они часто включали культурный канал, чтобы послушать классическую музыку. Включали на малую громкость, но бетховенская симфония или соната Шуберта требовали внимания, и им ничего не оставалось, как с сожалением захлопнуть тетрадь и книгу.

За несколько дней до того, как Оуэн должен был прибыть в Форт-Девенс для прохождения воинской службы, Филлис объявила, что беременна, объявила с таким удивлением, будто забеременела не от мужа, а от Святого духа.

Инициатором ночных забав всегда выступал Оуэн. Он не винил Филлис в том, что из-за чрезмерного волнения делался неуклюжим, особенно когда использовал тугие, с неприятным запахом презервативы; он чувствовал себя увереннее, если предохранялась Филлис — вставив себе диафрагму, из ванной она выходила покрасневшая. Он не видел в ней недостатков, никогда ни в чем ее не винил. Она была на год старше — и всегда была у него права.

Оуэн до сих пор не мог отделаться от восторженного изумления, с каким смотрел когда-то на эту высокую стройную девушку в холлах МТИ. Какой неприступной она казалась! Даже мысль о том, чтобы заговорить с ней, была кощунственной.

Во время той самой медовой недели на Кейп-Код они пошли прогуляться по берегу в сторону Провинстауна, где на отлогом пляже она в детстве обычно проводила лето. Хотя для купальных костюмов было еще прохладно, в одном уединенном месте Филлис сняла кроссовки и зашла в воду; поддернутая до середины бедер юбка обнажила их выпуклый плавный изгиб, переходящий в стройные удлиненные икры. Несколько молодых парней, двигавшихся им навстречу, остановились. Это были шумные здоровяки, и по их виду и поведению Оуэн не мог заподозрить в них гомосексуалистов. Они явно желали его жену. Желали схватить ее и изнасиловать, воспользовавшись случаем, — на этом пустом берегу. И тут его как стукнуло: а ведь он не сумеет ее защитить, свое бесценное сокровище, свою невинную эксгибиционистку, свою — уже не деву моря. Он жалкий паж. Затянутое туманом небо смотрело на него тяжело и безжалостно. Волна отхлынула, и Филлис с детским простодушием наклонила голову, рассматривая ракушки и крабьи норы. За ней, его любимой и беззащитной, расстилался холодный океан, за океаном — далекая Португалия.

Глава 7. По пути в Миддл-Фоллс