Деревни

— Приветствую вас, Оуэн, — произнес он, повторяя названное Ванессой имя, словно для того, чтобы оно запечатлелось на свитке памяти. Его глаза в сеточке наметившихся морщин добродушно поблескивали.

Преподобный Ларсон понравился Оуэну. Он вообще любил священнослужителей, отвлекающих нас от мыслей о неминуемом конце всякой житейской суеты.

Ларсон повернулся к плотной ухоженной женщине с чуть наметившимся вторым подбородком, — та стояла рядом с Ванессой с другой стороны. Оуэн почувствовал исходящую от нее жизненную энергию Джинджер Биттинг. Глаза у нее были синевато-зеленые, как морская волна, и цветом напоминали винные бокалы, какими он любовался у тетки в Уиллоу.

— Познакомьтесь, — хорошо поставленным баритоном, не без нотки гордости произнес Ларсон. Тонкие женские пальцы легко и доверчиво скользнули в ладонь Оуэна. — Это верная спутница моей жизни. Джулия.

Глава 13. Нерадостные события

Люди умирают и в Хаскеллз-Кроссинг. Умирают по-разному. Чаще всего они уходят в мир иной незаметно, в окружении медиков и безутешных родственников, хотя в других случаях прощаются с жизнью ни с того ни с сего — во время игры в гольф, добежав до тринадцатой лунки, или во сне, после воскресного обеда с неумеренным возлиянием. Умирают в результате косметического сеанса и в результате сложнейшей хирургической операции. Умирают, занимаясь капитальным ремонтом дома в надежде прожить в нем долго и счастливо.

Так или иначе смерть всегда неожиданна. Жизнь не принимает смерти, человеческий разум не может ее постичь.

В церкви, где Оуэн и Джулия появляются регулярно — правда, в бытность женой священника Джулия появлялась там чаще, — процесс можно видеть в развитии. Умирающему с каждым разом все труднее приходить в церковь для причащения и с каждым разом труднее опускаться на колени из-за болей в бедренном или коленном суставе. Он кладет просвиру в рот стоя, как это делают католики и лютеране. Потом настает день, когда обессилевший прихожанин уже не может подойти к престолу. Тогда порядок обряда нарушается: прислужник с просвирой и потиром идет к нему, сидящему почти у самого выхода. В глубокой тишине слышится лишь голос священника, скороговоркой бормочущего молитву. Приняв хлеб и вино, причащающийся, если он приверженец высокой церкви, дрожащей рукой творит крестное знамение.

У мужчин в последние годы жизни — лица обычно землистые, взор погасший. У женщин, напротив, над дряблыми напомаженными щеками глаза еще поблескивают. Некоторым женщинам умирание даже идет, подчеркивая свойственную им строгость поведения и жизненную выдержку. Другие, как, например, самая богатая в поселке женщина Флоренс Спренг, выглядят разряженными, накрашенными куклами и ковыляют к алтарю, поддерживаемые прислугой и опираясь на палку, дабы получить свою долю тела и крови Христовой.

Наконец даже те, кто мужественно и стойко переносит болезни и старость, не могут прийти в церковь, и тогда после произнесения традиционной формулы «Спаси Господи, и помилуй старцы и юныя, нищия и сироты, и вдовицы и сущия в болезни и в печалях, бедах и скорбях» священник бесстрастным голосом назовет их в бесконечном ряду имен, где «Флоренс» демократически соседствует с именами бедствующих и страждущих — Шондой и Ларой, Долорес и Джейдом, Брюсом, Хамадом и Тоддом — тех, кто уже попал в казенный приют или еще ютится в плохоньких муниципальных квартирах, пожиная плоды неумеренного потребления алкоголя и наркотиков, беспорядочных половых связей и, опосредованно, глобальных потрясений вследствие непримиримого противостояния двух мировых сверхдержав.

Затем имя и фамилия Флоренс некоторое время фигурируют в списке рабов Божиих, по ком молятся об упокоении души. Им, усопшим в надежде на будущее воскресение, «Пусть на веки веков воссияет свет Господень».

Как будет сиять этот свет во Вселенной, которая, согласно последним научным данным расширяется, причем расширяется с невероятной скоростью? Наступит момент, когда небесные тела разбегутся на такое расстояние, что их сияние перестанет доходить друг до друга. Согласно другим научным данным, небесные тела в конце концов вообще сгорят и будут плавать в пустоте гигантскими сгустками мертвого вещества.