Деревня

Завизжал блок на двери, показался станционный сторож, - седой отставной солдат с свистящей и хрипящей одышкой, - и буфетчик, толстый, с заплывшими глазками, с сальными волосами.

- Посторонитесь-ка, господа купцы, позвольте самоварчик взять...

Дениска посторонился и опять взялся за ручку чемодана.

- Спер, верно, где-нибудь? - спросил Тихон Ильич, кивая на чемодан и думая о деле, по которому пошел на станцию.

Дениска промолчал, нагнув голову.

- И пустой ведь?

Дениска рассмеялся.

- Пустой...

- С места-то прогнали?

- Я сам ушел.

Тихон Ильич вздохнул.

- Живой отец! - сказал он. - Тот тоже всегда так-то; наладят его в шею, а он - "я сам ушел".

- Глаза лопни, не брешу.

- Ну, хорошо, хорошо... Дома-то был?

- Был две недели.

- Отец-то опять без дела?

- Таперь без дела.

- Таперь! - передразнил Тихон Ильич. - Деревня стоеросовая! А еще революцанер. Лезешь в волки, а хвост собачий.

"Авось и ты-то из тех же квасов", - с усмешкой подумал Дениска, не поднимая головы.

- Значит, сидит себе Серый да покуривает?

- Пустой малый! - убежденно сказал Дениска.

Тихон Ильич постучал ему в голову костяшками.

- Хоть бы дурь-то свою не выказывал! Кто ж так-то про отца говорит?

- Стар кобель, да не батькой звать, - ответил Дениска спокойно. - Отец - так корми. А он дюже меня кормил?

Но Тихон Ильич не дослушал. Он выбирал удобную минуту, чтобы начать деловой разговор И, не слушая, перебил:

- А на билет-то до Тулы есть?

- А на кой он мне, билет-то? - ответил Дениска. - Приду в вагон, прямо, господи благослови, под лавку.

- А книжечкй-то где расчитывать? Под лавкой-то не расчитаешься.

Дениска подумал.

- Вона! - сказал он. - Не все ж под лавкой. Залезу в нужник, - читай хошь до свету.

Тихон Ильич сдвинул брови.

- Ну вот что, - начал он. - Вот что: всю эту музыку пора тебе бросать. Не маленький, дурак. Вали-ка назад, на Дурновку, - пора к делу прибиваться. А то ведь на вас смотреть тошно. У меня вон... надворные советники лучше живут, - сказал он, разумея дворовых собак. - Помогу, уж так и быть... на первое время. Ну, на товаришко там, на струмент... И будешь и сам кормиться, и отцу хоть немного подавать.

"К чему это он гнет?" - подумал Дениска.

А Тихон Ильич решился и докончил:

- Да и жениться пора.

"Та-ак!" - подумал Дениска и не спеша стал завертывать цигарку.

- Что ж, - спокойно и чуть-чуть печально отозвался он, не поднимая ресниц. - Я каляниться не стану. Жениться можно. По приституткам хуже ходить.

- Ну вот то-то и оно-то, - подхватил Тихон Ильич. - Только, брат, имей в виду, - жениться с умом надо. Их, детей-то, с капиталом хорошо водить.

Дениска захохотал.

- Чего гогочешь-то?

- Да как же! Водить! Вроде кур али свиней.

- Не меньше кур и свиней есть просят.

- А на ком? - с печальной усмешкой спросил Дениска.

- Да на ком? Да... на ком хочешь.

- Это на Молодой, что ли?

Тихон Ильич густо покраснел.

- Дурак! А Молодая чем плоха? Баба смирная, работящая...

Дениска помолчал, ковыряя ногтем жестяную шляпку на чемодане. Потом прикинулся дураком.

- Их, молодых-то, много, - сказал он протяжно. - Не знаю, про какую вы балакаете... Про энту, что ль, с какой вы жили?

Но Тихон Ильич уже оправился.

- Жил я ай нет, - это не твоего, свинья, ума дело, - ответил он и так быстро и внушительно, что Дениска покорно пробормотал:

- Да мне одна честь... Я ведь это так... к слову...

- Ну, значит, и не бреши попусту. Людьми сделаю. Понял? Приданого дам... Понял?

Дениска задумался.

- Вот съезжу в Тулу... - начал он.

- Нашел петух земчужное зерно! На кой ляд тебе Тула-то?

- Дюже дома оголодал...

Тихон Ильич распахнул чуйку, сунул руку в карман поддевки - решил было дать Дениске двугривенный. Но спохватился, - глупо деньги швырять, да еще и зазнается этот толкач, подкупают, мол, - и сделал вид, что ищет что-то.

- Эх, папиросы забыл! Дай-ка свернуть.

Дениска подал ему кисет. Над крыльцом уже зажгли фонарь, и при его тусклом свете Тихон Ильич вслух прочел крупно вышитое белыми нитками на кисете:

"Каво люблю таму дарю люблю сердечна дарю кисет на вечно".

- Ловко! - сказал он, прочитав. Дениска застенчиво потупился.

- Значит, уж есть краля-то?

- Мало ль их, сук, шатается! - ответил Дениска беспечно. - А жениться я не отказываюсь. Ворочусь к мясоеду, и господи благослови...

Из-за палисадника загремела и с грохотом подкатила к крыльцу телега, вся закиданная грязью, с мужиком на грядке и ульяновским дьяконом Говоровым посредине, в соломе.

- Ушел? - тревожно крикнул дьякон, выкидывая из соломы ногу в новой калоше.

Каждый волос его красно-рыжей лохматой головы буйно вился, шапка съехала на затылок, лицо разорделось от ветра и волнения.

- Поезд-то? - спросил Тихон Ильич. - Нет-с, еще и не выходил-с.

- Ага! Ну, слава богу! - радостно воскликнул дьякон и все-таки, выскочив из телеги, стремглав кинулся к дверям.

- Ну, стало быть, так, - сказал Тихон Ильич. - Стало быть - до мясоеда.