Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г.

Крестьяне были возмущены такой практикой продразвёрстки, но жаловаться было некому и некуда: такая практика была повсеместно, «от Москвы до самых до окраин». Даже придворный большевистский поэт, Демьян Бедный, охарактеризовал тогдашних коммунистов — начальников так:

«…Воры, взяточники, бражники

Повылазили вперёд…»

Жители Болотного видели, что честного большевика — шахтёра выбросили из партии и с поста волостного комиссара, за то, что он пытался бороться с произволом и несправедливостью при выполнении продразвёрстки и распределении городских товаров.

Крестьяне были возмущены и самой продразвёрсткой и методами её проведения.

Во–первых, работники земли были недовольны тем, что власть отбирала у них продукты и скот совершенно бесплатно, ничего не давая им взамен и не обещая этой оплаты даже в будущем.

Во–вторых, хлеборобы были недовольны тем, что у них забирают все продукты, за исключением самой скудной нормы, не оставляя им ничего для кормления скота, птицы, для нужд обмена.

В-третьих, крестьянство было недовольно развеской потому, что она не была регулирована заранее никакими определёнными законами: ни по её размерам, ни по срокам, ни по её соотношению к земле. Она сваливалась на крестьян, как снег на голову. Выполнили крестьяне одну развёрстку, вскоре получали приказ о другой. В первый раз комбед наложил на этот крестьянский двор такую сумму, а завтра наложит иную: все от него зависело. Свою полную зависимость от комбеда крестьяне выразили в новой пословице: «Все под комбедом ходим», по аналогии со старой: «Все под Богом ходим»…

Что касается одного вида продразвёрстки — мясопоставок, то здесь дело обстояло ещё печальней, чем с поставками зёрна и картофеля.

Весь скот в деревне, вплоть до каждого ягнёнка и цыплёнка, органами местной власти был взят на строжайший учёт. Убой, продажа скота или птицы хозяином были абсолютно воспрещёны, под угрозой тюремного заключения и конфискации имущества. По приказу советской власти, крестьянин должен был кормить, выхаживать и сохранять свой скот и птицу, в ожидании того момента, когда власть сочтёт нужным конфисковать этот скот для нужд государства. Но есть мясо от своего скота или обменять свой скот и птицу на что–либо необходимое, крестьянин не имел права…

Естественно, что при этих обстоятельствах, крестьяне возмущались и продразвёрсткой и властью, которая её проводила.

Возмущение было настолько сильное, что в деревнях уезда происходили постоянные столкновения безоружных крестьян с вооружёнными продовольственными отрядами. В одной деревне крестьяне убили председателя комбеда. В другой убили уездного комиссара, который при изъятии хлеба угрожал револьвером. Вооружённые карательные отряды перестреляли десятки людей в этих деревнях…

В эти годы советская власть отбирала у крестьян все продукты сельского хозяйства: зерновые, картофель, мясо, молоко, яйца, шерсть и другие.

А крестьяне в эти годы от государства ничего не получали, хотя они сильно нуждались, особенно в таких товарах широкого потребления, как соль, керосин, спички, мыло, гвозди, посуда, инструменты, обувь, мануфактура и т. д.

После Октябрьского переворота торговля была совершенно разрушена.

Магазины, ларьки, склады с товарами в уезде были конфискованы местными органами власти якобы «для снабжения бедного населеления».

Но почти все это пошло местным начальникам да их близким. Секретарь уездного комитета коммунистической партии забрал себе лучший особняк в городе и обставил его с такой роскошью, которой там не было никогда у прежнего его хозяина–помещика, предводителя дворянства. Сам этот «партийный вождь уездного масштаба», присланный из Губкома, пожилой человек, вчерашний рабочий, женился на молоденькой купеческой дочери, погибавшей от голода и притеснений. Он устроил для своей молодой жены такую роскошную жизнь, что она хвалилась своим бывшим подругам: «Такой роскоши я никогда не видала в доме своего отца, купца первой гильдии»…

Другие уездные начальники шли по стопам своего «вождя», растаскивая конфискованные товары, имущество, драгоценности.

Из конфискованных товаров и ценностей бедному населению достались только «рожки да ножки».

Национализированная крупная промышленность в больших городах и мелкая кустарная промышленность в мелких городах и деревнях почти не работала.

* * *

Денежная система в советском государстве была тоже разрушена.

Начало этому разрушению положило ещё Временное Правительство, выпустив много бумажных денег в крупных банкнотах: двадцати– и сорокарублевые «керенки». Это обесценило деньги.